Карло Шефер - Кельтский круг

— Ян приехал из Фленсбурга и не знает тут ни хрена. Я показываю ему наш город.

— Клевый чувак, — сказал Ян. — Стремная телка. Сиськи как арбузы…

— Колобок сраный, — прошипела Ильдирим и двинулась дальше. Она еще успела услышать, как Хафнер набросился на своего приятеля — мол, тот только что испортил отношения с самым крутым прокурором в Курпфальце. Интересно, давно ли познакомились господа собутыльники? Больше часа или нет?

Она спешила домой, а по пути намеревалась купить что-нибудь из продуктов. Дома она приготовит Бабетте ужин и станет слушать ее рассказы обо всем, что происходило в школе, и делать вид, будто ей очень интересно и она верит, что ее подопечная сумеет доучиться до аттестата зрелости. Потом плюнет на астму и выкурит сигарету. И обязательно позвонит Тойеру.

— Да, плазма, дамы и господа, плазма! В центрах, которые будут образовываться, в образованных центрах, в образованных центрах, образованных для людей, плазматически образованных, заново образованных образованных людей, образуется новое гипернормальное сознание, плазматическое сознание, тогда покой станет иллюзией, покой будет представлять собой иллюзию, плазма — информационный поток — станет инфоплазмой, и событие измельчает до эпизода, мертвого эпизода, всегда мертвого. Мальчики уже стоят и ждут в своих шароварах…

Сумасшедшего знали все, и никто почти ничего не знал о нем. Плазма, как его прозвали, принадлежал к непременным атрибутам пешеходной зоны. Вот уже много лет он являлся сюда на несколько часов, бродил между Бисмаркплац и Карл-стор взад-вперед и, сыпя словами, галлюцинировал о городе, отдаленно похожем на Гейдельберг, и о грядущем глобальном спекании всего со всем. Ильдирим хотела поскорее проскользнуть мимо него. Она только что пересекла Университетскую площадь, торопилась, да к тому же не раз бывало, что его безумный глаз отсеивал из людской толпы кого-нибудь одного, и тогда Плазма долго тащился за ним и адресовал свои пророчества конкретно этому бедолаге.

В остальном же он считался безобидным и, казалось, даже в какой-то мере вменяемым. Чаще всего его видели в Старом городе, но время от времени он отправлялся с миссией в другие части города, даже возникал в Дармштадте и Франкфурте, а кто-то из коллег утверждал, что видел его во Фрейбурге. За спиной Ильдирим еще долго звучал его раскатистый бас: «Плазматические конкреции уже сейчас наблюдаются в плотных слоях атмосферы…»

Потом что-то переменилось, но что? Ильдирим остановилась. Ей тут же стало ясно: либо Плазма правильно предостерегал горожан все эти годы и первым из землян испарился и перешел в параллельный мир, либо он совершил нечто, пожалуй, столь же невероятное — замолчал. Поскольку такого за ним, с его последовательным безумием, поистине никогда не водилось.

Прокурор обернулась. Увидела мужчину, который когда-то, должно быть, отличался красотой. Теперь, когда лицо наконец было неподвижным, под всклокоченной бородой и спутанными космами угадывались правильные черты. Но глаза выкатились от ужаса, а тело вдруг стала бить крупная дрожь. И как деревья теряют на ветру листья, так, казалось, и он сейчас потеряет свои невесть где подобранные обноски, жалко болтавшиеся на тощем теле. Медленно достал он из кармана брюк сложенную записку и протянул крупной рыжеволосой женщине, которая тоже стояла и глядела на него. Казалось, никто, кроме Ильдирим, не замечал странную пару, торговцы и туристы обтекали три застывшие фигуры, как вода лежащий в реке валун.

Зажав послание в вытянутой руке, Плазма осторожно приближался к женщине, словно хотел покормить опасного хищника. Ильдирим старалась разглядеть лицо рыжей, но та стояла к ней боком, почти спиной, к тому же прокурор сообразила, что и так слишком беззастенчиво наблюдает за сценой.

Наконец Плазма разжал пальцы, выронил бумажку и помчался в сторону Бисмаркплац. Женщина торопливо подняла записку, выпрямилась и с достоинством свернула в узкий переулок Зандгассе, не ускоряя шага, как человек, выполнивший свой долг.

Рабочая неделя Тойера началась в субботу, после звонка Зельтманна. Шеф полиции позвонил ему в квартиру, расположенную в мансарде дома на Мёнххофплац в Нойенгейме:

— Вы нужны нам, господин Тойер, немедленно, hieet пипс [9] Здесь и сейчас ( лат.). все в отпуске!

— Я тоже.

— Да, конечно. Ваша группа ждет вас. Дело горящее, вода нам уже по шейку, и одновременно мы сейчас почти оголены…