Магдален Нэб - Фамильные ценности

В молчании они шли вдоль мраморной балюстрады. Внизу простирался гобелен красных крыш, блестящего белого мрамора и оливково-зеленой реки, спокойной и полноводной. Огромный, ярко раскрашенный автобус припарковался на площади, и туристы склонились над балюстрадой, пристраивая камеры, ветер ерошил их меха и заставлял краснеть носы.

Гварначча следовал своей обычной тактике, то есть хранил молчание. Некоторое время Леонардо шел, глубоко вдыхая холодный воздух, а затем посмотрел вверх, на темные, покрытые кое-где снегом горы на горизонте.

— Она ненавидит холод… Она рассказывала нам о первых годах, проведенных здесь, как она мерзла и мучилась от этого. Представляете, приехать сюда из Калифорнии! Эти полы — камень, мрамор. В Америке полы застилают коврами… Они где-то прячут ее, да?

Инспектор избегал его серьезного взгляда.

— Это в интересах похитителей — сохранить ей жизнь и здоровье. Требуя выкуп, они должны будут предъявить тому доказательства. Вы скоро получите от нее известие, — уверил он Леонардо.

— Раньше мне никогда не приходилось так близко с этим сталкиваться, но я слышал, что людей держат в самых ужасных местах… Вы думаете, она даст о себе знать? Они позволят ей написать или что-то в этом роде?

— Написать, да… — Он не стал поправлять юношу: похитители не только «позволят», они прикажут ей написать.

Глаза инспектора были прикованы к северным горам, темные очки смягчали резкие контрасты черного и белого. Темные, суровые горы. Некоторые считают их прекрасными и говорят о диких орхидеях и спарже, непроходимых лесах, полных грибов, трюфелей и кабанов, покрытых щетиной. Безбрежные первобытные ландшафты, живописные стада овец, прохлада в разгар лета.

Таким людям инспектор, нахмурясь, ответил бы: «Нет и нет…» У него не находилось слов, чтобы выразить свое беспокойство. Вы, любители суровой природы, стоите тут, под статуей, у ваших ног простираются сокровища цивилизации, туристы со всего света позируют перед фотографами, хихикают, ветер треплет их волосы и хлещет по лицам, а где-то там, в тех горах, находится женщина, скованная цепью, словно зверь. Если повезет, ей просто навсегда искалечат жизнь. Если нет — дикие кабаны не оставят ни кусочка, за исключением нескольких косточек, которые им надоест пережевывать, они их просто проглотят, и эти кости, непереваренные, окажутся потом в навозе. Инспектор не любил горы: ни эти, ни горы в Калабрии, ни в Сардинии. Он не искал там прохлады летом, не считал унылую бедность пастушеской жизни живописной, а непроходимые леса, по его мнению, давали приют не только диким животным, но и бандитам. Все это ему совершенно не нравилось. «Нет, нет и нет…» — сказал бы он, нахмурив брови.

— Что-то я замерз. Наверное, потому что голоден… Мы можем вернуться в машину?

Пока инспектор заводил двигатель, он чувствовал, что его молодой спутник весь дрожит.

— Простите!.. — Лео, как выяснилось, дрожал не от холода, он рыдал без слез. — Простите, но я почувствовал себя таким мерзавцем!.. Жалуюсь, что замерз, проведя пять минут на улице, когда она… — Он не смог продолжать.

— Не пытайтесь разговаривать. Вам действительно необходимо перекусить…

— Нет. Я хочу поговорить с вами. Это было так ужасно — молчание, ожидание. Я хотел бы поговорить.

Инспектор дал ему такую возможность. Вместо того чтобы разговаривать дома, он отвез его на Борго-Оньиссанти. Капитан, который собирался к прокурору, тепло приветствовал юношу, послал карабинера за напитками и сандвичами и ушел, оставив их в своем кабинете.

Леонардо говорил не останавливаясь два с половиной часа. Он постоянно возвращался к той ночи, когда исчезла его мать, надеясь, как мы все надеемся, будто что-то изменится, если сказать: «Я знал, что она устала, и мог бы сам вывести собаку… Сестра приняла душ…» или: «Я в общем-то собирался пойти вместе с ней. К тому времени мне просто необходимо было выпить кофе, поэтому я мог все бросить. Если бы я только…»

— Не терзайте себя. Это скверно для вас и не поможет вашей матери.

— Она должна была находиться за городом. У нас есть маленький домик совсем неподалеку — иначе она никогда не ездила бы туда. Она обычно старалась выкроить хотя бы пару дней, чтобы отдохнуть перед показом, потому что шоу — это серьезное нервное напряжение. Лишь в этом году, поскольку нам впервые предстоял в апреле показ в Нью-Йорке, она не поехала. Я должен был больше помогать ей. Она бы почувствовала, что может мне доверять. Если бы она уехала, этого не случилось бы.