Рената Оливьери: Пикник с кровью

— Он работает в одной похоронной конторе. Когда они вышли на улицу, солнце ярко освещало платаны вдоль тротуаров. Почки на них уже набухли, со дня на день они должны были распуститься. Машина Амброзио, за рулем которой сидела Надя, бежала между высоких домов, которые после дождя и тумана казались в своем однообразии почти праздничными; чистые стекла окон весело отражали солнечные лучи.

Капитан выудил из кармана сигару, чиркнул зажигалкой.

— Вы читали в газетах историю про чилийца, убитого отверткой возле вокзала?

— Да, — ответил Амброзио.

— Писали, что отвертка была брошена возле трупа. Догадываетесь, почему?

— Думаю, что догадываюсь. Но если бы этот чилиец был убит определенными пулями, тогда…

— А вы считаете, что наш мститель, если употребить ваш любимый термин, сменил оружие?

— Думаю, что нет. И потом этим чилийцем занимаются другие. А я продолжаю поиски того, кто на протяжении месяца разрядил в четырех человек целую обойму.

— Спасибо вам.

— За что?

— За сегодняшнюю ночь. Кажется, вы поняли, что я не имею никакого отношения к убийству грабителя.

— Если бы вас не отпустил я, об этом позаботился бы утром заместитель прокурора. Вы это знаете, Капитан. Однако есть деталь, которую хочу подчеркнуть: сегодня у вас убедительного алиби на ночи убийств нет. Я убежден, что в скором времени и Прандини не сможет его доказать бесспорно.

— И что это означает?

— То, что я буду продолжать держать вас за горло. Надя обернулась к ним.

— Сегодня утром цветы на стоянке еще были. — Она ловко выудила из сумочки и надела солнечные очки. Жест напомнил комиссару Эмануэлу. Почти все женщины вставляют в волосы дужки очков с каким-то трогательным детским выражением лица, это его всегда умиляло.

— А как ты там оказалась?

— Проходила мимо.

Комиссар усомнился в этом, но выспрашивать подробности не было времени.

— Я вызову в квестуру синьора Фумагалли, — сказал он Капитану.

— Отлично. Он подтвердит мои слова.

— Почему вы решили избавиться от своего мотоцикла?

— Он требует ухода, а у меня уже не те годы. В крайнем случае Ренате я подарю не такой мощный.

— А ваш друг Прандини тоже увлекается мотоциклами?

— Спросите у него.

— Вы часто встречаетесь?

— Довольно часто. Мы члены одного клуба.

— Какого направления?

— Гимнастика, массаж, сауна.

— Вы состоите в национальном клубе по стрельбе?

— Состоял, потом бросил.

— Капитан, кого вы защищаете?

— Никого.

— Почему не признаетесь, что знали Гаспаре, механика гаража, убитого на Мемориальном?

— Потому что знаю только хозяина гаража. Да и то относительно. Ни имени, ни фамилии… И потом, я бываю там крайне редко. Этого паренька я не встречал, увидел его лишь на фотографиях в газетах.

— Я убежден, что Гаспаре вас знал, слышал, кто вы. Недавно я предпочел отложить некоторые вопросы, потому что синьор Аббатанджело был целиком на вашей стороне.

— Как вы можете говорить такое?

— Позвольте закончить. Клем Аббатанджело был очень осторожен, отвечая на вопросы. Вот почему я снова вернусь к этому, когда соберу кое-какие дополнительные факты о нем. Увидите, скоро он будет куда охотнее помогать мне.

— А Монашек? Вы знали Монашка? — Надя остановилась у светофора.

— Я почти не хожу в церковь, синьорита. В кабинете Амброзио уже ожидал Марко Прандини с ежедневником в руках. Выглядел он занятым человеком, который вынужден тратить время из-за каприза придирчивого чиновника. Инспектор Де Лука взял на себя обязанность занимать его до приезда комиссара.

Капитан приветствовал друга, широко раскинув руки и подняв глаза к потолку:

— И где только не доводится встречаться!

— Дорогой синьор Прандини, — начал Амброзио, опуская жалюзи, чтобы солнце, отражаясь от полированной столешницы, не слепило, — сначала мы выпьем по чашечке кофе. Правда, Надя? Затем поговорим о наших делах. Сегодня утром мы уже продвинулись на несколько шагов.

Он сел, спрашивая себя, не является ли способность к декламации в самом деле наследственной, как некоторые утверждают. Разве его отец в молодости не читал со сцены «Как листья» и в судебном заседании не держал в напряжении присяжных и публику?

Марко Прандини, сняв пальто и устроив его на кресле, присел, положил на колено ежедневник. Из чемоданчика достал книжку для записи телефонов в темно-вишневой кожаной обложке с золотым обрезом. Он показал ее комиссару.

— Тут записано все, что я делал с первого января. Вы довольны?