Анна Данилова - Слезинка в янтаре

— Как там Кира?

— У нее любовь, но отель не бросает. Чисто, хорошо — она за всем следит, сама убирает.

— Но он же пустой.

— Не скажи. Там сейчас группа ученых или геологов, я так и не понял. Вроде серебро ищут. Серьезная организация, хорошо платят, еду им привозят из Кемерова. Кира говорит, мужики не бедствуют.

— Ого. Тебе это не показалось подозрительным?

— Еще как. Ясно, не серебро они ищут, а что-то другое. Может, эти ребята и из спецслужб, похоже на то. Работают тихо, ни с кем из местных в контакт не вступают. Кажется, москвичи. Ладно, бог с ними. Как вы здесь? Как Таня?

— Только что ушла. Все в порядке. Еще пару месяцев поработаем, а потом надо бы перебираться в Москву. Займись, пожалуйста, поиском помещения. Чтобы в самом центре на какой-нибудь тихой улочке. Желательно рядом с театрами. Продюсера мы нашли, вот только кто будет писать сценарий фильма — ума не приложу. Человек-то должен быть свой.

— Подумаем. Может, сами напишем.

Дверь салона отворилась, вошла посетительница — дама в возрасте. На ней было длинное черное бархатное платье и белый плащ, на голове — высокая прическа с накладными локонами. Сухое бледное лицо сильно напудрено, на тонких губах ярко-розовая помада. От посетительницы пахло нафталином и горькими духами.

— Добрый вечер, — обратилась она ко мне, и я успела пожалеть, что вовремя не закрыла салон.

— Добрый вечер, сударыня. К сожалению, мы закрываемся.

— Я хотела бы взглянуть на свою прапрапрабабку графиню Лопухину. — В ее словах были одновременно гордость и гнев.

Неприятный холодок кольнул в сердце. Знакомое ощущение — так бывает в самые опасные минуты жизни.

Савва подошел к даме и поцеловал ей руку.

— Неужели вы прапраправнучка самой графини Лопухиной?

— А вы… Боже мой! Савелий Беркутов, я не ошиблась? Постойте, я достану очки.

Я улыбнулась.

С вином и закуской я явилась на склад к Матвею. Без слов он усадил меня за стол и запер дверь, чтобы нам никто не мешал.

— Он звонил? Он приедет? — спросила я сразу, с порога.

— Приедет через час-полтора. А ты что так нервничаешь, первый раз, что ли, меняешь работу? Рассказывай-ка, что случилось.

— Оля меня ударила, — призналась я и, держась за щеку, разрыдалась.

— За дело?

Я кивнула. Немного успокоившись, стала рассказывать. Матвей разлил вино, помыл яблоки, открыл коробку с конфетами — все это внимательно меня слушая. Стоило мне закончить, как он вздохнул.

— Вроде как не твоя это история, честное слово. — Он развел руками. Невысокого роста, худой, жилистый, с аккуратно подстриженными седыми волосами, в черной футболке и старых джинсах, он сидел напротив, смотрел на меня своими маленькими темными глазами и, казалось, не знал, что и сказать.

— Ты считаешь меня преступницей?

— Я тебе так скажу, Саша. Если бы я не знал тебя, не видел, как ты умеешь работать и что ты за человек, тогда, может, и в самом деле подумал бы, что ты преступница. Но ты какая-то непоследовательная преступница. Вроде ждешь, когда этот Караваев помрет, а сама тут же его лечишь. Запуталась ты, я вижу. Сама-то понимаешь, чего хочешь от жизни?

От такого вопроса я поначалу даже растерялась. Подумала, выпила вина, закусила конфетой.

— Покоя хочу. Устала я, Матвей. Вот как лошадь впряглась в эту жизнь и тащу, тащу на себе все. Боюсь оказаться на улице, а ведь сама-то уже почти на улице. Не могу я оставаться у Караваева, не имею права. Он теперь с Валентиной, вместе живут. Не как муж с женой, но все к этому идет, я же чувствую. Он вроде и простил меня. А она, Валя?

— Надо уходить оттуда, Саша, здесь ты права. Понимаю, конечно, ты привыкла к Караваеву, но после всего, что случилось, он не сможет относиться к тебе по-прежнему. Как бы сам ни хотел, все равно не получится. Да ты и сама это знаешь, иначе зачем просила организовать вам с Жорой встречу?

— Запуталась я. Такое чувство, как будто окончательно все растеряла. Сначала мужа и дом, потом работу у Караваева и, самое главное, Олю. Вроде не убила никого, всем только добро делала…

— Олю ты подставила крепко, это да. Может, ей поначалу и трудно было жить под одной крышей с незнакомым человеком, но она же наверняка не хотела тебя ослушаться. А потом, только она привязалась к этой Валентине — все-таки вместе в Сибири были, многое повидали, пережили, такое случилось. Думаешь, ей не больно?

— Да я уже устала просить у нее прощения. Телефон она не берет, живет у Кати. Эсэмэски ей шлю, письма на электронную почту отправляю — никакого ответа, молчит. Знаю, что переживает. И что в конечном счете получилось? Если Жора меня не возьмет, куда я пойду? А с Олей что будет? Да, я тебе не сказала: у нее там, в Сибири, роман нарисовался. С женатым, так я думаю. Он ее до самой Москвы провожал, в купе, значит, всю дорогу любились. Вижу, что она страдает. Наверняка же поиграл с моей дочкой и бросил ее. Мне бы ее пожалеть, прижать к груди, но как? Она меня видеть не хочет! Что делать, Матвей?