Марина Серова - Источник тайной информации

– Хорошо, я все поняла. Да, Танечка, а что – мне продолжать оформлять документы на дом?

– Нет, все, отбой.

– А мне вдруг захотелось это сделать для Женечки...

– Успеете еще. Никуда это от вас не денется. А сейчас спокойнее будет оставить все как есть. Мало ли, как обернется дело. Неизвестно, что там за история со Смирновым, что за усыновление. Вы – менее уязвимы, чем Женечка. Да вы вообще молодцом держались. Можете считать, что для вас эта история уже закончилась.

– Если бы только Диночка поправилась...

– А вот к этому теперь есть все основании. Я думаю, встреча с сыном вполне может послужить тем самым сильным положительным стрессом, который вернет ее к действительности.

После этого разговора я позвонила Грише, объяснила, что надо сделать, и сказала, что буду ждать его на своей второй квартире. Потом заглянула в спальню – Женечка спал спокойно. В другой комнате продолжал храпеть Анатолий. Что же с ним-то случилось? Похоже, я начинала догадываться. Эта мысль впервые возникла у меня, когда мы с Алевтиной Николаевной поговорили наконец по душам. Речь шла о доме. И я, как будто бы к слову, извинившись, спросила:

– Алевтина Николаевна, помните, мы с вами при первой встрече договаривались, что с детективом – как с врачом. Вы ведь тогда согласились, верно?

– Да, конечно.

– Тогда ответьте мне, пожалуйста, на один деликатный вопрос. Только не обижайтесь – я просто должна знать, без всяких там моральных оценок. Правда ли то, что вы были любовницей своего свекра? И что вообще очень много изменяли мужу?

Алевтина Николаевна вспыхнула и аж задохнулась от негодования:

– Как? С чего вы взяли? Кто вам мог такое сказать?

– Вы только успокойтесь. Мне просто необходимо знать правду. Осуждать кого-либо я не имею права, но я должна располагать объективной информацией, иначе не смогу эффективно работать.

– Какая же она объективная? Это же бред и клевета! Ведь я вам тогда все рассказала – и про наши отношения с Дмитрием, и про Кирилла. Я долгие годы подавляла в себе женское начало. Да, в академии, между коллегами случался иногда флирт, и адюльтеры бывали – какой же коллектив без служебных романов! И я была интересной женщиной. Кто-то мне симпатизировал, безусловно. Но я даже легкого флирта себе не могла позволить. Дмитрий был на ответственном посту. Все на виду. И потом – я просто очень уважала его. И его отца тоже. У нас с покойным свекром и с Марией Васильевной были очень душевные отношения. Потом, когда они в Петровку уехали, мы как-то меньше стали общаться – мы с Димой, я говорила, были людьми очень занятыми, помешанными на работе. Да и вообще, я не могла позволить себе ничего, даже самого невинного увлечения. Собственно говоря, и не хотела. Кирилл – единственный мужчина в моей жизни, который появился, кроме Димы. И вы ведь знаете, это произошло, только когда я овдовела.

Все, что говорила Алевтина Николаевна, звучало очень убедительно. И совпадало с моим первоначальным мнением о ней. Но откуда же тогда такие домыслы? Этот вопрос вертелся и у нее на языке.

– Таня, а можно – откровенность за откровенность? Кто вам такое обо мне наговорил?

– Вообще то это все со слов Анатолия...

– Да нет! Вы что? Никогда не поверю! Мы с Толей всегда были очень дружны. Он прекрасно ко мне относился. Он не мог такого сказать! Это какое-то недоразумение!

– Знаете, возможно, что и так. Вы пока не берите это в голову. Я вам обещаю во всем разобраться.

Вот такой у нас состоялся разговор.

Вскоре позвонил Андрюша. Сказал, что Смирнов чист. Более того, он проверил – не было ли заявления об утере или краже паспорта на это имя. Оказалось – нет. Стало быть, он пока действует под своим именем. Немного странно для преступника. Это наталкивало на мысль, что мошенник в деле недавно. И фальшивых документов приобрести пока еще не успел.

Я попросила Андрея узнать, были ли случаи обращения по поводу утраты паспорта мужчиной лет сорока за непродолжительный период времени – не более полугода. Он отвечал, что и сам уже об этом подумал и дал соответствующее распоряжение. Завтра сведения об этом уже будут собраны. Причем не только по Тарасову, но по всей области.

Андрей больше ни о чем меня не расспрашивал. Его неразговорчивость навела меня на подозрение – не задумал ли он сам что-то предпринять без моего ведома? Вообще-то в нашем с ним многолетнем общении и сотрудничестве существовало негласное правило – никогда не отбивать друг у друга хлеб. Каждый из нас позволял себе проявить инициативу только в случае, если другой прокололся или не справился с делом и просил о помощи.