Марина Серова - Свадебный кастинг

– Вот мразь! Сначала одну предал, а потом вторую! – Александр Семенович аж головой покрутил.

Он снова выпил, и я решилась спросить то, зачем, в общем-то, и приезжала:

– Теперь вы поняли, что ваш сын сам жертва этих людей?

– Сказал бы он мне все это сразу, и не вышел бы у нас с ним раздрай, – недовольно заявил он.

– Но вы же слышали, что он мать пожалел, – напомнила ему я.

– А вот она его не пожалела! – повысил голос он. – Из-за ее дурости и подлости я сына чуть не потерял! Из дому выгнал! На край света загнал!

– Она мать и хотела как лучше! Хотела для своего сына сытой, обеспеченной жизни, – возразила я. – Видимо, она не понимала, насколько у Марины серьезное заболевание.

– Ничего! – грозно сказал он. – Я ей объясню! И Тайке тоже! А еще спрошу, где мои внуки? Где та мелюзга, которая мне навстречу бежала бы и дедом звала?

Я решила было, что он опьянел, хотя при его габаритах ему стакан водки – как слону дробинка, но потом посмотрела ему в глаза и поняла, что он трезв как стеклышко, и это рвется наружу глубоко загнанная внутрь боль от того, что и сын уехал, и вестей о себе не подавал, и внук уродом родился. Чтобы как-то унять его боль, я достала органайзер и написала на чистом листке номер телефона Виктора, а потом вырвала его и протянула ему.

– Возьмите, Александр Семенович. Если вы на сына больше не злитесь, то позвоните ему! И мне кажется, он будет этому очень рад!

– Сегодня попозже на переговорный схожу и позвоню, – пообещал он, аккуратно складывая листок и убирая его в карман брюк. – Хватит ему черт-те где болтаться, когда свой дом есть!

– Так ведь служба у него, – возразила я.

– Ну, пусть хоть в отпуск приедет! Повидаемся хоть! – вздохнул он.

Тут раздался звук отпираемого замка, и через несколько минут в комнату вошли две женщины: одна довольно высокая и дородная, а вторая небольшая и худенькая, которая, скорее всего, и была Скворцовой. Высокая удивленно посмотрела на меня и перевела вопрошающий взгляд на мужа – кто это, мол? Потом она увидела на столе водку с закуской и всплеснула руками:

– Отец! Поминки-то у Носовых в двенадцать, а ты уже здесь начал! Мы вот с Таей за тобой зашли! Собирайся давай!

– Сядьте, бабы! – сказал он таким тоном, что женщины переглянулись и покорно сели, а меня он попросил: – Включи-ка еще раз свою шарманку, дочка!

Я перемотала пленку, и в наступившей в комнате мертвой тишине снова зазвучали голоса Нины и Виктора. Но вот стихли последние слова, и я щелкнула клавишей – запись кончилась.

– Ну, что скажете в свое оправдание, дуры-бабы? Вы же, сволота, Витьке жизнь поломали! Это вы понимаете? – спокойно спросил он, но они молчали, опустив головы. – Нечего сказать! – покивал он. – Даже соврать храбрости не хватает, что это, мол, поклеп! – Тут он повернулся ко мне: – Спасибо тебе, дочка! А теперь ступай – у меня с этими паскудами свой разговор будет!

Я достала из диктофона кассету и протянула ему.

– Пусть у вас на всякий случай копия будет, – сказала я, а потом убрала диктофон в сумку и поднялась. – До свидания, Александр Семенович! – сказала я и пожелала: – Пусть отныне у вас все будет хорошо!

– Будет! – уверенно заявил он.

В полной тишине я вышла на лестницу, но дверь за собой закрыла неплотно, чтобы послушать, как будут разворачиваться события.

– Саша! Сашенька! Не надо! Прошу тебя! Ну, успокойся ты! Они-то чем виноваты? – раздавались из-за двери женские голоса, перемежавшиеся вскриками «ой!» и «ай!».

– Значит, этим сервизом она тебя купила? – гремел из квартиры гневный голос Чернова, и тут же раздался звон разбитой посуды. – Бокалы тоже от нее? – И снова звон. – Ковер на мелкие куски изрежу и в помойку выкину! – бушевал он. – За тряпки и побрякушки сына продала! На сумасшедшей женила! На деньги позарилась! Где шуба, которую она тебе отдала?

– Саша! – раздался умоляющий голос его жены. – Хоть ее-то не трогай! Ходить же мне не в чем будет!

– В ватнике походишь! – как разъяренный зверь, зарычал мужчина и вдруг заорал: – А ты куда? – Я поняла, что это Таисия попыталась сбежать. – С тобой отдельный разговор будет! За то, что ты Витьку помоями облила перед Томкиными родителями! Ты к ним, стерва, прощения просить пойдешь! На коленях стоять будешь! Я тебя туда сам за космы отволоку!

– Саша! – истерично взвизгнула Скворцова. – Не трогай меня! Я сейчас милицию вызову!

Тут раздался звук, который можно было квалифицировать только как звук здоровенной затрещины, и гневный голос Чернова: