Михаил Климман - Затерявшийся в кольце бульваров

– И за сколько продано? – грустно спросил Андрей.

– Миллион, хоть и деревянных, но все равно, – гордо ответила Зина.

Дорин повернулся, недоуменно пролистнул карточки – их было не меньше полутора сотен.

– Я мог бы заплатить больше, причем значительно.

– И сколько? – насторожилась хозяйка.

Андрей, сам того не зная, уже был отравлен, укушен той змеей, которая в конечном итоге делает человека коллекционером, заставляет забывать обо всем, интересоваться только проблемами своего собирательства. Сейчас вопрос был даже не в незаработанных деньгах, гораздо важнее было заполучить эти книги, рассматривать их, искать информацию в справочниках, придумывать им цену и искать клиента.

Дорин прекрасно понимал, что его предложение Зине с любой точки зрения нельзя было признать этичным. В конце концов, сделка состоялась, и если хочешь купить, договаривайся с новым владельцем. Но остановиться он не мог.

– Три миллиона, например.

Хозяйка охнула и присела прямо на крыльцо, где стояла.

– Господи, – сипло сказала она, – а книги еще здесь.

– Где? – рванулся Андрей.

– В подполе. – Она так и продолжала сидеть.

– Так они же там пропадут, – взвился Дорин.

– У нас там сухо, – отрешенно сказала Зина, – они и завернуты все. Вот почему, значит, они пять свертков увезли.

– Кто – они?

– Мужчина такой видный, и с ним женщина. Они нам пять тысяч долларов задатку оставили, обещали остальное привезти на днях и забрать книги.

– А он не военный? – спросил Андрей, вспомнив грузовик.

Хотя ведь та встреча была совсем на другом шоссе, да и книг в кузове, по словам Печорина, было полно, а не пять свертков.

– Нет, военные с бородой не бывают. – Зина обернулась к Дорину. – Так, может, они нам и доллары фальшивые дали, вы не посмотрите?

– Могу и посмотреть, но вы мне сначала лучше книги покажите.

– Да что на них смотреть, – горестно вздохнула хозяйка, – они уж – чужие. Ладно, пойдемте.

Она провела его в дальнюю комнату, которую он, когда ходил по дому, окрестил «спальней», отодвинула половик от кровати, дернула за кольцо. Андрей поставил ногу на первую ступеньку…

– Погодите минутку, сейчас свет включу…

Дорин спустился уже на несколько ступенек, когда над головой его вспыхнул свет. Подвал действительно оказался совершенно сухим, стены его были бетонными и обшиты сверху досками, книг видно не было.

– А почему, Зин, – громко позвал Дорин, – вы все-таки книги здесь держите? Какая-никакая влажность здесь все равно есть.

– Так это отец, – женщина появилась на лестнице с пачкой долларов.

Дорин галантно подал ей руку, чтобы удобнее было спускаться, но Зина, недоуменно посмотрев на него, а затем на его руку, бочком протиснулась вниз.

– Здесь у него и кабинет был, здесь они и лежали после его смерти, – она протянула Дорину зеленые бумажки, но не отдала в руки, а положила на стол рядом. – Вот деньги, все-таки посмотрите…

– Нормальные доллары, – Андрей потер банкноту рукой, помял ее, посмотрел на свет, потом пролистнул всю пачку, вынул купюру из середины. – Абсолютно нормальные деньги. А книги-то где?

– Вон дверь откройте слева.

Дорин с силой потянул за ручку незамеченной им прежде двери, но она была не заперта, и Андрей чуть не упал, упершись рукой в пол. А когда встал на ноги, увидел множество свертков в разноцветном «веселеньком» целлофане, перетянутом желтым скотчем.

То, что Лена не вышла в коридор, кода Дорин открыл дверь, его не удивило – мало ли чем она с дочерью занята. Он сначала хотел заглянуть в «детскую», но потом решил сделать это после душа – на улице стало довольно жарко и, прежде чем обнимать Сонечку, хотелось смыть с себя дневную грязь.

Но и после душа, пока он одевался в спальне, жена не появилась. Андрей прошел в комнату дочери:

– Что-нибудь случилось?

– Иди ужинай, я сейчас приду, – сказала Лена, не отвечая на вопрос Дорина.

Они с Верой Васильевной укладывали Сонечку спать. Это было немалой проблемой, потому что, несмотря на свой пол, дочь терпеть не могла одеваться и раздеваться и настойчиво скандалила каждый раз, когда с ней это проделывали. Когда Андрей открыл дверь, она сделала паузу в своем неутешном горе, улыбнулась, узнав отца, а затем принялась на своем птичьем языке жаловаться ему на мать и няню. Дорин хотел подойти поцеловать ее, но Лена странно ровным тоном повторила:

– Иди ужинать, Андрей.

Даже Вера Васильевна подняла голову и посмотрела на нее изумленно.