Нина Васина - Глинтвейн для Снежной королевы

Машина с трудом пробиралась по грунтовой дороге. Снег днем слегка подтаивал, а по ночам подмерзал, превращая колеи в непроходимые рытвины. Дул сильный ветер, и сады уже стояли совсем голые.

– Дом закрыт, – обратила внимание Лера, как только вышла у калитки Анны Родионовны. – Ставни заколочены.

– У меня есть отмычки, – предложил свои услуги Гоша.

– У тебя теперь есть и отмычки, и наручники ты с собой таскаешь, – то ли одобрил, то ли поддел его Самойлов. – Расслабься. Я знаю, где лежит ключ.

– Над перекладиной двери, – Лера подняла руку и пошарила над дверью.

– Под половиком, – Гоша осматривался в поисках половика на крыльце.

– Ключ лежит в почтовом ящике, – Самойлов уверенно лязгнул проржавевшей крышкой ящика. – Для меня его сюда положила сестра Анны Родионовны, которая ее и проводила после тяжелой болезни в дальний путь, а дом этот получила в наследство. Я ей позвонил со станции.

– Старик, пойдем сначала в погреб, а? – попросила Лера. – А то мне страшно одной.

– Я пойду с тобой в погреб, – с готовностью бросился к ней Гоша.

– Молодые люди, у нас много дел – дом осмотреть, соседей обойти.

Лера молча развернулась и пошла через огород к участку Маруси. Гоша топтался на месте, не зная, что предпринять. Чтобы избавить его от мучений, Самойлов быстро отпер двери и ушел в дом.

Через час он разложил на плюшевой скатерти круглого стола всю свою добычу. Иконки, молитвенник, старую Библию, фотографии в конверте, квитанции об оплате счетов и несколько здравниц – небольших, размером с открытку, отпечатанных на хорошей глянцевой бумаге репродукций известных икон с восславлениями бога.

В это время, с трудом откопав заваленный снегом проход к двери погреба, молодые люди спустились вниз. Не выдержав испуганного близкого дыхания девочки, Гоша осторожно прижал Леру к себе и попробовал успокоить ее своими объятиями. Лера не сопротивлялась. Когда Прохор Аверьянович рассматривал, поднеся к окну, ту часть открытки, на которой указываются реквизиты типографии, они уже целовались, чутко подслушивая движения друг друга. Гоша в какой-то момент забылся и занялся расстегиванием куртки на Валерии.

– Нет, – сказала она ему в рот.

Он не услышал, теряя голову, тогда Лера стала шарить рукой, ища на полке среди ящиков и коробок предмет потяжелее. И вдруг напряглась и с силой оттолкнула его. Гоша, еще не очнувшись, не сразу разобрал, что в ее руке – роликовый конек.

Она вышла из погреба и закричала, подняв лицо к небу, и от этого крика Прохор Аверьянович выронил открытку и бросился к двери.

А Гоша не мог сдвинуться с места. Ему вдруг показалось, что из темной норы погреба, как из преисподней, на него выплыли желтые глаза дьявола. Глаза приближались, раздалось тихое шипение, как будто где-то выпускали воздух из баллона, и Гоша не знал – перекреститься ему или запустить в желтые глаза чем-нибудь тяжелым. И пока он думал, страшный зверь с воем прыгнул, оскалив клыки. Гоша присел, закрыв голову руками, и тем самым спас ее от глубоких царапин – пострадали только тыльные стороны ладоней: отталкиваясь в прыжке от перекрещенных ладоней лапами, большой одичавший кот располосовал их, как острыми лезвиями.

В Москву они вернулись обессиленными, стыдя себя нещадно. Лера – за то, что не искала брата в деревне и даже не позвонила тогда Анне Родионовне. Самойлов – за то, что бросился из дома на крик девочки с твердым намерением пришибить своего сексуально озабоченного напарника, и, только увидев его окровавленные руки, смог хоть как-то себя утихомирить. А Гоше было стыдно вдвойне – за попытку опять преодолеть силой сопротивление девочки Леры и за cвой испуг перед каким-то бродячим котом.

Только все собрались разбежаться по разным комнатам, как зазвонил телефон. Маруся спрашивала, как съездили.

– Лера нашла в погребе роликовый конек, – с неохотой пробубнил в трубку Самойлов. – Гошу оцарапал снежный барс. Что? Водятся, водятся! А я думаю, что нашел мальчика.

– Что ты сказал? – вышла из гостиной Лера.

– Тебе я ничего не говорил, это я пыжился перед Марусей Мукаловой.

– А мне? Скажи мне!

– Завтра скажу. Нужно сделать несколько звонков. Так просто нас в мужской монастырь не пустят, а если и пустят, мальчика не покажут.

– Я тебе не верю, – пристально вглядываясь в лицо Самойлова, покачала головой Лера.

– Я сам себе не верю, таким все кажется очевидным.

– А когда мы туда поедем? – Леру даже затрясло.