Константин Тарасов - Следственный эксперимент

Что там ксендз делает, думаю я, небось пишет свою летопись, которую никто никогда не прочтет? Или с Серым воюет? Что он вообще делал всю свою жизнь? Целибат, думаю я. Победил ли бесов?.. Нет, не к нему приехал Клинов… Странное, однако, у него влечение к костелу… Изобретать здесь нечего… Служебные обязанности (пренебрег)… Крюк в двести километров в рабочее время… Это не довод — многие делают… Кто без греха?.. Кто? Вот именно… Крайняя мера самозащиты (убийца)… Превентивное убийство, думаю я.

Чик! — зажглись фонари. Иду в ресторан, ужинаю и поднимаюсь в номер. Душно, даже курить неможется. Дождика бы, думаю я. Снимаю туфли и рубаху — все равно душно, — и брюки. Стираю под краном носки. Думаю: костельный актив не изменился, эти (Вериго, Буйницкий, Луцевич, Жолтак) функционировали так же, как и вчера. И Белов был директором. Но три года назад Клинова не убили. Было иначе что?

Вешаю носки на спинку стула и застываю возле, как часовой. Это со мной случается — каталептический транс; физическое бесчувствие — могут колоть иголкой и не услышу.

Было иначе что? — думаю я. Не работал художник, не было газетной информации, Клинов отдыхал по профпутевке (официально)… Тридцать пять минут провел в костеле… даже больше… Кого он ждал? Не этих (Буйницкий, ксендз, Луцевич, Жолтак, Петров)… к ним мог подойти раньше… Говорят, не подходил. Белов пришел — ушел… Когда? (неизвестно)… Передовик, рационализатор… Вряд ли (преступная группа)… Непохоже. Сидят сиднем… только Буйницкий выезжал два раза в Минск… благопристойные… подозрений не вызывали… Подсвечник вытер Буйницкий несомненно… Случайно? Положим, он…

Слышу звуки: тик-тик-тик, потом: так-так-так, тук-тук-тук и — сплошной шум. Начинается дождь. В окно повеяло свежестью. Хорошо, думаю я. И ксендз, наверное, смотрит в окно, думаю я. И все, все… . Красиво… И тот, в сапогах… Не он убийца… исключить, ни при чем… Да, ни при чем, говорю я себе. Если он незнаком Жолтаку, то Жолтак не впустил бы его в дом. Раз. Если он незнаком Жолтаку, то ему не потребовался бы риск второго убийства. Два. Если он знаком Жолтаку, его знал бы и Буйницкий. Три. Не он… Глупость, думаю я… Привидение (убило Клинова)… Не ксендз (отсутствовал)… не Петров (отсутствовал)… не Луцевич (присутствовал Буйницкий)… Не Буйницкий (не он убил Жолтака)… Белов?!

Вспыхнула молния (и где-то близко), озарила комнату, и я заметил метнувшуюся на стену мою тень и увидел себя нелепо застывшим возле стула. Гром страшно раскололся над городом и покатился вдаль. Подхожу к окну и гляжу на завесу ливня, на круговороты пылящейся воды. А молния, кривая, красная, опять шарх — и все пошло искрами, блеском, пламенем — капли, тугие, косые струи, бурлящие лужи, крыши и деревья. И следом гром — грам! — бам! — бам! — бам! Расстрел, думаю я, расстрел его ждет, сволочь. Он знает… что улик нет, знает, думаю я. Улик нет — к делу непричастен… косвенные не пришьешь… и косвенных нет… припереть нечем… трудно взять. Да, думаю я, трудно взять. Жестокую надо хитрость… он агрессивный, инстинкт убийства развит, на третье пойдет… пойдет… пойдет… Кого ему подставить? — думаю я… Себя? Сашу? (Не звонит; чего он не звонит?)… Буйницкого — Буйницкому?.. Органиста — органисту?.. Ксендза — ксендзу?.. И так далее.

«Холера!» — шепчу я и чувствую себя лисой, вздыхающей на виноград.

В одиннадцать часов с машиной, прибывшей за Клиновым, приезжает Локтев. Во дворе райотдела под старой развесистой березой находится курилка — две скамейки и между ними врытая в землю бочка. Судя по чистоте — все травинки выщипаны, бочка блестит, словно начищена щеткой, — здесь проходят перевоспитание трудом задержанные Максимова. В этом стерильном уголке, огражденном от любопытных ушей, мы садимся, закуриваем, и Саша начинает свой рассказ с того момента, как он постучал в дверь квартиры Клиновых. Открыла Вера Васильевна.

Локтев сообщил, что ее мужа нет в живых. Она упала в обморок, дети в плач. Он вызвал «скорую помощь». Телефон дома есть. Вообще, живут в достатке: три комнаты, гарнитуры, пара ковров, хорошее стекло — не бедные, нет. Вызвал друзей и сослуживцев, вернее, дети обзвонили. Прибыли друзья дома. Никто Локтеву не верит. Не верят, что Клинов не в Минске, не верят, что в костеле. То есть верят, но в глубоком недоумений, в голове у них это не укладывается. Прибывают с его работы — начальник цеха (личный друг Клинова), председатель завкома, председатель цехкома, заместитель директора. И эти в недоумении. Начал поочередно беседы с пришедшими. В это время начальство распорядилось о создании комиссии, об оказании помощи, о грузовой машине на утро, о фотопортрете и так далее. Разговаривал с начальником цеха (друг убитого), с пожарным капитаном (старый друг убитого: в сорок пятом вместе пришли в пожарную часть рядовыми), с председателем завкома, с соседом по площадке (приятель по рыбалке), с родной сестрой вдовы, с самой вдовой (это уже ночью); посмотрел семейные фотоальбомы, имеющиеся в наличии документы (орденские книжки, грамоты, удостоверения); в качестве вещественных доказательств взял две телеграммы и снимок здешнего костела (любительский, на обороте надпись карандашом: 1968). Жена работает старшим продавцом в гастрономе, дочь учится в пединституте! стипендию получает.