Чингиз Абдуллаев - Фактор страха

— До свидания, — Дронго вышел из комнаты.

Оставшись один, Георгий долго сидел, уставившись в одну точку. Потом достал свой мобильный и набрал нужный номер.

— Павлик, — сказал он, — мне понадобятся твои люди. Все, кого ты сможешь найти. И сам приезжай ко мне. Нужно позвонить Мамед-аге, чтобы тоже привез людей.

Дронго проснулся раньше обычного, в половине девятого, было душно, и он вышел на балкон глотнуть свежего воздуха. По ночам он опускал стальные жалюзи, которые даже из автомата невозможно было пробить. Дом был элитный, с надежной охраной, однако он оборудовал квартиру по последнему слову техники. В кабине лифта установил микрофон, чтобы слышать разговоры тех, кто к нему поднимался. Внизу, в подъезде, и на лестничной клетке — видеокамеры, с помощью которых следил за гостями. У дома стояли еще две камеры, замаскированные, на которые Дронго выхлопотал специальное разрешение. В самой квартире он сделал две двери, снабженные хитроумной системой глазков, позволявших ему видеть пришедших к нему, не стоя за дверью. В кабинете были скремблеры, исключавшие возможность прослушивания.

Дронго знал, что все эти приспособления защищают только от уголовников. Настоящие профессионалы давно научились определять все, что происходит в доме, по колебаниям оконного стекла, не говоря уже о направленных лучах и других суперсовременных технических новинках.

Он поселился в Москве в середине девяностых и получал тогда гонорары, позволившие купить большую квартиру и оборудовать ее всевозможной техникой. В Москве он проводил шесть-семь месяцев в году. Ему не сиделось на месте, и он часто путешествовал, успев несколько раз обогнуть земной шар. Кроме Антарктиды и Австралии, побывал на всех континентах, встречая повсюду удивительных людей и восхищаясь окружающей красотой.

Дронго принадлежал к особой категории неисправимых романтиков, способных до последнего вздоха радоваться всему прекрасному. Его поражала энергетика американской цивилизации с ее устремленными ввысь многоэтажками, ставшими символами американской культуры, где каждый дом, казалось, состязался своей высотой с соседними. Ему нравился величественный покой древнего Востока, с запечатленной в камне неторопливостью бытия, нравились реки, плавно катящие свои волны, нравились люди, стремившиеся познать мир. Его восхищала Африка с ее буйной растительностью, где человек чувствует себя единым целым с природой. Его восхищали близкие ему по темпераменту латиноамериканцы и их страна, воплотившая в себе различные культуры и народы. С не меньшим восхищением он относился к Европе с ее знаменитыми, уходящими в далекое прошлое памятниками.

Он был человеком мира, любившим и ценившим цивилизацию. Выросший на Кавказе, где словно в котле были перемешаны десятки народов и культур, религий и традиций, он с детства впитал в себя эту полифонию красок и наслаждался ею.

Дронго прошел в библиотеку. Он отдавал себе отчет в том, на какое рискованное дело решился. Но это был единственный шанс успешно закончить расследование, выйдя на главных покровителей Ахметова. Дронго ходил от полки к полке, где стояли любимые книги. Советчики и друзья. Учителя и наставники. Он приходил в библиотеку как в храм.

Непрочитанные Джойс и Пруст ждали своей очереди. Они были для него знакомыми незнакомцами. Когда-нибудь он отправится с ними в путешествие, открывая для себя их миры. Здесь же стояли Хемингуэй, Ремарк, Фолкнер, Уэллс, Моэм. Чуть в стороне — Дюма, Бальзак, Мопассан, Мериме, Золя, Жюль Верн, Майн Рид, Вальтер Скотт. Марк Твен соседствовал с О'Генри, Джен Лондон — с Хаггардом. На полках справа были писатели-фантасты: Шекли и Брэдбери, Азимов и Желязны, Гаррисон и Хайнлайн, Саймак и Андерсон. Рядом — братья Стругацкие и Станислав Лем.

Он собрал всю серию ЖЗЛ. Но не все, собранные им книги, были любимыми. Он терпеть не мог современные детективы. Криминальные романы с тупоголовыми героями, бесконечными убийствами, потоками крови, нецензурной бранью и откровенно натуралистическими постельными сценами, столь популярные во всем мире. Но он отдавал должное Жоржу Сименону и Рексу Стауту, Агате Кристи и Уилки Коллинзу, Эдгару По и Артуру Конан Дойлу, Юлиану Семенову и братьям Вайнерам.

Отдельно стояла русская классика. Толстой, Достоевский, Гоголь, Чехов. Последнего Дронго боготворил, считая величайшим мастером слова. Булгаков соседствовал с Платоновым, Эренбургом, Зощенко. Дальше шли Бунин, Горький, Ильф и Петров.