Михаил Серегин - Воля под наркозом

– Обязательно, – пообещал я. – Только ты, это, тезка, меня сегодня не видел.

– Да я тебя вообще уже дня три не вижу, если не больше, – воскликнул Колобок, выкатываясь из машины.

– Ну, – я мрачно уставился на Чехова, – пошли, раз уж так настаиваешь.

– Куда это? – изумился полковник.

– То есть как это куда? Ты же сам сказал: машину бросим, а сами…

– Разве? Ничего подобного!

– Ах так?! Какого черта было тогда комедию ломать? И вообще, шел бы ты! Хотя нет, ты лучше оставайся, а я пойду. Я есть хочу!

– О! Это мысль. – Полковник уцепил меня за рукав и водворил на место, с которого я было уже вскочил, ведомый чувством праведного негодования и немножко – чувством голода. – Захлопни дверцу и пошарь там под ногами, будь другом.

– Буду. Но с условием, – я вытянул из-под сиденья тяжелый пакет, сунул его полковнику, – если ты перестанешь морочить мне голову и вести себя как последняя скотина.

– Что? А, да, конечно, – пробормотал Чехов, едва ли расслышав мои слова. – Ну-ка, посмотрим, что нам Ларочка приготовила…

Он запустил руку в пакет, который я то и дело пинал во время поездки по городу, – очень уж он мешался под ногами, – и выудил пакетик поменьше, доверху набитый кусками жареной курицы, салфетки, термос, пластиковые стаканчики. Когда очередь дошла до яиц, также аккуратно уложенных в пакет, Чехов расхохотался:

– Яйца вареные отбивные, – провозгласил он. – Куриные.

– Предупреждать надо, – проворчал я. – Этот деликатес можешь оставить себе, а мне курочку передай, пожалуйста.

Следующие полчаса мы почти не разговаривали, перемещая содержимое пакета в желудки, и лишь изредка обменивались короткими замечаниями, суть которых сводилась к восхвалению кулинарных и иных достоинств Ларочки.

Наконец я понял, что больше не в состоянии запихнуть в себя ни кусочка. Со словами «кажется, я наелся» я откинул спинку сиденья и блаженно вытянулся, найдя в себе силы лишь для того, чтобы пробормотать:

– Только не говори, что мы сейчас же, немедленно должны куда-то мчаться. Все ресурсы моего растущего организма сосредоточены в районе желудка.

– Не скажу, – хохотнул Чехов. – Можешь даже немного вздремнуть. Откровенно говоря, не знаю, когда мы двинемся с места, но интуиция мне подсказывает, что короткий послеобеденный сон тебе обеспечен.

Полуприкрыв глаза, я лениво провожал взглядом своих коллег, только что сдавших смену и сейчас то и дело выныривающих из переулка. Быть увиденным я не опасался – через в меру затонированные стекла машины в лучшем случае можно было разглядеть лишь количество человек, но не их лица. Поймав себя на том, что рассматриваю коллег с чувством сомнительного превосходства, я устыдился и закрыл глаза.

– Скоро вернусь, – тихо сообщил через некоторое время Чехов.

Я буркнул сквозь сон, что он может не торопиться, и вернулся к созерцанию дивной картины с эротической окраской, занимавшей на данный момент все мое воображение.

Еще через несколько минут Чехов вновь отвлек меня, хлопнув дверцей и угрюмо сообщив, что Коля Кругленький так нигде и не объявился.

– Жаль, – вежливо пробормотал я, увлеченно реконструируя нарушенное грубым полковником эротическое сновидение.

– Смотри-ка, как на работу ездят! – воскликнул Чехов. – Эй, док, с друзьями поздороваться не желаешь?

Сновидение ускользнуло окончательно, а я, недовольно ворча, разлепил веки. Из переулка выворачивал черный «росинант» Катиного «брата».

Я затолкал подальше страстное желание немедленно оказаться в пылких объятиях Кати, причем все равно на каких условиях, пусть даже после этого меня отвезут на городскую свалку в остывающем виде, как больше ни на что не годный экземпляр.

– Надо же, опять не дождались, – сочувственно качнул головой Чехов.

– Так что, едем? – процедил я сквозь зубы. Мечты о черноволосой ведьмочке так удачно наложились на остатки волнующего мужскую сущность сновидения, что уходить никак не желали.

– Нет еще, – Чехов вздохнул. – Ты спи, спи.

Уяснив, что ждали мы совсем не Катю и ее сомнительного родственника, я ощутил некоторое облегчение, но заснуть уже больше не смог. В бардачке обнаружилось несколько юмористических довольно остроумных журналов, за изучением которых незаметно пролетело более двух часов. К этому времени меня утомили даже занимательные журналы. Чехов беспрерывно курил, то и дело сокрушаясь, что Кругленький уже, возможно, нашелся, а он, Чехов, не может покинуть машину, чтобы сделать еще один распоследний звонок, потому что любой момент может стать для нашей «засады» решающим. Он так достал своим нытьем, что терпение мое лопнуло окончательно, о чем я тут же сообщил надутому как индюк полковнику.