Михаил Серегин - Воля под наркозом

– Мне известно достаточно о характере вашей деятельности.

Катя грустно вздохнула, села.

– Если бы ты знал, как мне все это надоело. Эта работа… Иногда такие чудовищные вещи делать приходится.

– Как, например, с Поповым?

Катя криво усмехнулась, спрашивать, кто такой Попов, не стала, а вместо этого внезапно предложила:

– Давай уедем? Куда-нибудь к черту на кулички, подальше от всего этого. Денег у меня полно, на всю жизнь хватит. Уедем, а?

Особой надежды в ее голосе не чувствовалось.

– Интересно, – я уже не в силах был остановиться. – Вам так хорошо государство платит? Или другие заказчики на затраты не скупятся? Интересно, во сколько обходится деловому человеку… гм… «продукт» вашей деятельности?

В Катиных глазах мелькнули уже знакомые мне огоньки, а на губах заиграла хищная улыбка.

Кажется, несколько увлекшись, я только что подписал свой собственный приговор. За что боролись, как говорится, на то и напоролись. Н-да, накладочка вышла. Маленькое, но крайне досадное недоразумение. Мы молча смотрели друг на друга. Говорить было не обязательно. Зачем воздух зря сотрясать? Все понятно и без слов.

– Выпьем еще кофе? – попросил я. Разве приговоренному не положено последнее желание?

– Я не против, – огоньки в глазах Кати чуть угасли. Последнее желание, очевидно, не исключалось правилами игры.

Катя сделала движение подняться. Я нежно погладил ее руку.

– Я сам, если ты не возражаешь.

– Хорошо.

Я надел рубашку, пояснил:

– Прохладно что-то стало.

Катя понимающе улыбнулась.

– Кофе в шкафчике справа, – сказала она. – Сахар там же.

Взяв поднос с чашками, я пошел на кухню. Первым делом плеснул холодной водой на лицо, потом взялся за кофе.

Кофе уже был готов, а я все никак не мог решиться. Вынул из кармана ампулку, посмотрел ее на свет. Наверное, пора. Интересно, сработает или нет? Вполне возможно, что лично я этого уже не узнаю. Я выглянул из кухни – коридор был пуст, а из спальни не доносилось ни звука. Вернулся обратно, разлил кофе в чашки. Кофе был чертовски горячим, а учитывая, что содержимое ампулы предназначалось для внутривенного введения… А, была не была. Одну чашку я отставил на край подноса и надломил ампулу…

– Кофе готов, графиня.

Катя села, вскользь улыбнулась моей шутке, посмотрела на поднос. Я испугался, что она выберет другую чашку, без «добавки», поэтому взял ее сам и сделал глоток. Рука Кати на мгновение замерла, потом потянулась к оставшейся на подносе чашке.

Я поставил поднос на столик, осторожно, чтобы не расплескать обжигающий напиток, сел на диван, искоса наблюдая, как Катя подносит чашку к губам.

Она сделала небольшой глоточек, подумала и одобрила:

– Как раз на мой вкус. Крепкий и горький.

Мой кофе горьким не был. Во всяком случае, не настолько, чтобы об этом стоило упоминать.

Катя выпила зелье до дна, закурила тонкую сигарету. Минуты шли, но ничего не происходило. Я вздохнул. Во всяком случае, будет известно, где искать мое тело.

Катя расценила мой вздох по своему.

– Ну что, пойдем? – она затушила сигарету, запахнула рубашку.

– Куда? – спросил я на всякий случай.

– Покажу кое-что.

– Пойдем, – сказал я.

А что мне еще оставалось? Мысль о том, что можно применить силу, показалась нелепой и не нашла в душе достойного отклика. Выбраться из дачи я мог, в общем-то, без труда. Мог даже при желании связать Катю по рукам и ногам, все тут обшарить и, возможно, даже найти какой-нибудь компромат. А дальше что? В том-то и дело, что ничего определенного. Кроме того… Это была своего рода дуэль, столкновение характеров, мировоззрений, жизненных ценностей. И дуэль эту следовало довести до логического завершения сейчас.

Мы вышли в комнату с высоким потолком, подошли к двери с противоположной стороны.

Я щелкнул пальцем по кодовому замку, небрежно поинтересовался:

– Там, надо полагать, у профессора рабочий кабинет?

– Так ты и о профессоре знаешь? – усмехнулась Катя, быстро, ни разу не запнувшись, набрала цифровой код.

– Прошу вас, граф.

Она с усилием толкнула тяжелую дверь, та приоткрылась лишь наполовину. За дверью тянулся еще один коридор, но этот был тускло освещен и мысли навевал не очень приятные.

«И – привет родителям», – всплыли в памяти мрачные пророчества Колобка. Что я, черт возьми, делаю? Надо быть полным кретином, чтобы добровольно совать голову в петлю, даже если затягивать ее будут такие нежные ласковые ручки.

– Знаешь, – я попятился, – что-то мне расхотелось дачные достопримечательности смотреть.