Олег Рой - Капкан супружеской свободы

– Я не знал, что у нас в программе поход в музей, – неподдельно удивился Алексей, немножко досадуя на Эстель за то, что она распорядилась его временем без его ведома и в то же время радуясь, что тема разговора образовалась сама собой.

– И еще вы не знали, что я работаю, не так ли? – слегка поддела его Эстель. Он кивнул, и она продолжила: – А между тем в нашей семье, представьте себе, не принято бездельничать. У меня свой собственный бизнес – туристическое агентство. Я принимаю туристов со всего мира, в том числе русских, и показываю им Париж – лучшее, что есть в моей жизни, если не считать, конечно, Натали.

– Вы так любите свой город?

Она усмехнулась:

– Слава богу, что вы не спросили, люблю ли я свою дочь. Разумеется, да, Алеша…

Это уменьшительное имя вновь резануло Соколовского по сердцу – точно с такой интонацией его, бывало, произносила Ксения, – и с непонятной тоской он вдруг подумал: да что я делаю здесь? Разве здесь мое место?

Тем временем юркий, моложавый официант принес красное вино для него и минеральную воду для Эстель, и они умолкли, ожидая, пока займут свое место на столе высокие стеклянные бокалы и пенящаяся жидкость – шипуче-прозрачная в одном из них, густо-красная, точно кровь, в другом – заполнит их до краев. Алексей увидел, как красиво и легко – словно в замедленном кадре – поднялась рука женщины, каким отточенным, плавным движением пальцы обхватили хрупкую ножку бокала, и лишний раз поразился тому, насколько естественной при всей ее эффектности была внешность Эстель; она так гармонично вписывалась в любую обстановку, любое обрамление, что ей не нужна была красота в привычном понимании этого слова – ей вполне достаточно было одного жеста, и жест навсегда врезался в мужскую память, точно отпечаток раковины в камень эпохи палеолита. Ему нравилось любоваться ею, но ее холодноватые манеры и всегда чуть грустная, «закрывающаяся» от собеседника улыбка обескураживали его и не давали распахнуться навстречу.

– Расскажите мне о бабушке, – неожиданно для себя попросил он. – Давно ли она прикована к креслу?

– Давно. – Эстель спокойно отпила глоток воды и вновь поставила бокал на столик. – Пять лет назад, когда умер мой муж, ее разбил инсульт; с тех пор Наталья Кирилловна не может двигаться. Первое время она еще работала – диктовала мне новые главы своей последней книги, письма к знакомым издателям, даже обрывки стихов… Но это не могло продолжаться долго.

– Конечно, ведь у вас было много и других забот, – понимающе кивнул Алексей. – Но, может быть, если нанять секретаря…

Изумленные холодные глаза обдали его призрачным зеленоватым светом.

– Дело вовсе не в моих заботах. Я бросила бы любые дела, если бы моя помощь нужна была Наталье Кирилловне. Просто чрезмерно интенсивная интеллектуальная деятельность теперь оказалась слишком утомительной для нее.

Эстель снова глянула на собеседника взором, в котором плескались острые льдинки, и уничижительным тоном добавила:

– Что же касается секретаря, то об этом не могло быть и речи. Ваша бабушка совсем не стеснена в материальном смысле, расходы на секретаря для нее – пустяк, но дом для нее – слишком постоянная величина, чтобы она согласилась терпеть в нем кого-то временного.

– Я не хотел вас обидеть, – неловко извинился Алексей. И тут же сам бросился в атаку: – Однако вы сами отчасти виноваты в том, что я задаю вам бестактные вопросы. Ведь я почти ничего не знаю о вас. Ни о вас, ни о Натали, ни о собственной бабушке. Вы великодушно приняли меня в свой дом как родного, но именно поэтому, наверное, так и не удосужились объяснить принятых в вашей семье порядков. Например…

Но тут он осекся, потому что вопросы, отчаянным вихрем вдруг закрутившиеся у него в голове, совсем не походили на вежливые расспросы «о семье и о бабушке», которых, наверное, теперь ждала от него женщина, сидящая напротив. Например, сколько вам лет, Эстель, мысленно закончил он свое предложение, глядя ей прямо в глаза. И почему за пять лет, минувших со смерти вашего мужа, вы так больше и не вышли замуж? И есть ли у вас сейчас друг? И в самом ли деле вы так привязаны к вашей свекрови, как пытаетесь показать, или же у вашего поведения есть и другие мотивы, темные и двусмысленные, какими почти всегда бывают скрытые мотивы человеческого поведения?.. Алексей знал, что не выговорит вслух ни одного из этих вопросов, однако каждый из них неожиданно показался ему жизненно важным.

А Эстель тем временем задумчиво смотрела на него, крутя одной рукой давно опустевший бокал, а другой безуспешно пытаясь справиться с непокорными, длинными медовыми прядями волос, которые сентябрьский ветер то и дело задувал, набрасывал ей на лицо, словно опуская непроницаемую завесу перед нескромными, любопытными взглядами Алексея Соколовского.