Анна Данилова - Танцующая на волнах

Дуры бабы, стреляться не умеют…

Неужели провидению было угодно, чтобы состоялось это смертоубийство?

– У меня в доме есть спальный мешок. Я уложу ее туда, а вы должны сделать все возможное, чтобы труп не нашли. Мне не нужны осложнения. И если вы не сделаете так, как я скажу вам, у вас будут большие неприятности. Я достану вас не только в тюрьме, но и в преисподней… Вы убили человека… Чего ради? – Он с чувством сплюнул и сжал кулаки. – Я ненавижу вас. И лишь здравый смысл подсказывает мне, что следует забыть все то, что произошло здесь сейчас…

– Семен Львович, вы будете молчать? Ведь будете?!

Он посмотрел на нее и горько усмехнулся. Время шло, ему нельзя было медлить – Лена могла умереть… Ей следовало немедленно оказать помощь.

– Как будто у меня есть выбор, – раздраженно бросил он, боясь показаться суетливым. – Да, конечно. Никому не пойдет на пользу, если ее труп найдут тут, в лесу, рядом с моей дачей.

– А что делать с пистолетами?

– Это я тоже возьму на себя. Вам следует немедленно позвонить ее мужу и сообщить о случившемся. Он сам позаботится и о вас, и о ней. Советую отвезти тело подальше отсюда… Кажется, они собирались в Питер… Вот пусть он и отвезет труп в Питер и сделает так, чтобы его не нашли. И если он не совсем дурак, то пусть пораскинет мозгами, как представить окружающим его людям, что Лена жива.

– Как это?

– Проще простого. Он должен поселиться в Питере, в самом дорогом отеле, скажем в «Астории», вместе с женщиной, хотя бы отдаленно напоминающей Елену. Время в этом случае будет работать на него. Лена будет жива, понятно?

…Он едва дождался, когда останется в лесу один, не считая распростертого на земле тела. Он подхватил Лену, еще дышащую, и понес в дом. Доктор Шостак, хирург, был уже там. Они до последнего не верили, что дуэль произойдет, что дуэлянтки, мать их, решатся на это… Дуры! Они, взрослые мужики, многое повидавшие на своем веку, не верили, что такое возможно.

– Какое счастье, что я подстраховался, – суетился Семен, глядя, как Шостак распахивает плащ и разрезает мокрую от крови одежду на груди бледнеющей на глазах Елены. – И все же я должен… должен был предотвратить это несчастье. Бабы дуры, чего еще тут сказать, а, Ефим?!

– Будем надеяться, что сердце не задето, – сказал, обливаясь потом от нервного напряжения и великой ответственности, которую возложил на него Семен, Шостак. Дрожащими руками он достал из кармана круглые очки в золоченой оправе и надел их. – Я сначала не поверил, что такое может быть, но на всякий случай прихватил с собой необходимые инструменты… Ах, бедняжка… Крови теряет очень много. На-ка, держи ее плащ… И принеси из машины систему, там же, на сиденье, коробка, в ней кровь… Я спасу твою красавицу… Как же я хорошо понимаю тебя, Семен.

Семен все принес и, сказав, что ему нужно срочно принять сердечные капли, вышел из комнаты. Он почему-то был уверен, что Лену спасут. Он откуда-то знал это. Как знал и то, что оранжевый спальный мешок, купленный им накануне, непременно сослужит ему хорошую службу. Спальник должен совершить большое путешествие, и от того, как оно закончится, будет зависеть жизнь и судьба Шехова, мужа Лены. Если справится он с этой задачей, останется жить, да и Семен не будет его трогать. Если же нет – пусть пеняет на себя. Он ослеп, зарвался, потерял контроль над своими мыслями и чувствами. В сущности, он сделал все, чтобы потерять жену. И какую жену…

Он отправился в подвал…

– Лена? Ты зачем встала? – Он подошел, чтобы помочь ей преодолеть последние ступеньки. – Ты настолько окрепла, что можешь ходить?

– Нет, Семен, чувствую себя ужасно, голова кружится, но и лежать больше не могу… У меня в голове такая каша…

– Каша у меня в кастрюле, я приготовил ее специально для тебя.

– Семен… Мне ли сейчас до каши?

– Тебе надо кушать, Лена.

– Семен, ты вчера рассказал мне, что сделал со спальным мешком… Это правда, что вместо меня ты положил туда камни и одеяла? – Она поморщилась от боли. – Возможно ли это? Или мне все это приснилось?

– Да, Лена, правда, тебе это не приснилось.

– И всю эту конструкцию ты одел в мой плащ, а на том месте, где должна быть голова, обмотал камень моей шелковой косынкой?

– Да, Лена…

– Зачем ты это сделал?

– Чтобы тебя забыли.

– Семен… – Она оперлась на его руку и села за стол. Он тотчас поставил перед ней тарелку с кашей.

– Там изюм и орехи. Ешь.

Ему было пятьдесят пять, но выглядел он значительно моложе. Худощавый, крепкий. Черные с проседью волнистые волосы, крупный нос, полные губы, узкие плечи – обаятельный, умный еврей, знающий ответы на все вопросы. С ним и легко, и сложно одновременно. Прекрасный любовник, изучивший ее тело до волоска, до зрачка, до крохотной родинки на груди…