Анна Данилова - Платиновая леди

Тане показалось, что девушка зашипела, как змея. Или тяжко вздохнула, переваривая услышанное. Мягко шлепнулось что-то об пол – должно быть, стройные ножки вчерашней любовницы Минкина коснулись гладкого зеленого линолеума. Таня замерла, ожидая, что вот сейчас она встретится тет-а-тет со своей отставленной соперницей, но где-то в глубине кабинета Виталия скрипнула дверь – змея уползла зализывать раны в смежный с минкинским кабинет.

Виталий медленным шагом подошел к полуоткрытой двери, разделявшей помещение, в котором стучала зубами шокированная услышанным Таня, со своим кабинетом и прикрыл ее плотнее. Оставшись один, он принялся высвистывать что-то веселое. Таня свистнула, перебив веселую трель, и снова замерла. Минкин тоже прекратил свистеть. Таня свистнула еще раз, затем тихонько просвистела трель из вальса Штрауса «Сказки Венского леса» и замолкла, ожидая реакции.

Дверь распахнулась, и она увидела белое лицо своего жениха.

– Я все слышала, Виталий. – Он обреченно закрыл глаза и сделался еще бледнее. – Жаль вот только, что не увидела твоей любовницы… Ну как тебе мой художественный свист?

И, не дожидаясь ответа, круто развернулась на каблуках и почти бегом направилась к выходу. Села (не обращая внимания на несколько раз окликнувшего ее Минкина) в машину и, неловко развернувшись и чуть не врезавшись в новенький «Форд Фокус», помчалась в агентство – зализывать за компанию с Шубиным раны.

Игоря она нашла спящим в своем кабинете. (Двери агентства были распахнуты, по приемной гулял холодный ветер.) Шубину было явно не до работы. Таня с трудом растрясла его и заставила подняться. Не ожидая от себя таких слез, она разрыдалась у него на плече. Причитала, рассказывая о своем неудачном возвращении в «Титаник», о том, что у любовницы Минкина, оказывается, дурные манеры, раз она задирает свои ноги на стол, а ему это не нравится, потому что он с детства приучен к порядку… Затем, сделав передышку, громко икнула и подытожила:

– У него любовница, Шубин. А я думала, что он всю жизнь ждал лишь меня и что романы на работе могут быть у кого угодно, но только не у Минкина… Как же я пролетела, Игорь… Ты помнишь, как я, дура, примеряла свадебное платье? Ну не идиотка ли?

Теперь уже была очередь Шубина успокаивать Таню:

– У Минкина все это в прошлом, поверь мне. У каждого мужика в прошлом есть какие-то свои романы, это нормально. Вот если бы ты застала его в объятиях мужчины, тогда бы я понял твои слезы… Успокойся, дать тебе платок? Ты же присутствовала при расставании, он давал ей отставку, сообщил, что женится и не собирается изменять своей невесте, а ты ревешь… Он же ясно сказал это, ведь так?

И хотя умом Таня все понимала, но сама мысль, что у Минкина были не гипотетические любовницы, а вполне реальные, приводила ее в бешенство… Романтический образ жениха стерся пошлейшей сценкой в зубоврачебном кабинете. Она почему-то подумала, что волосы у его любовниц, должно быть, пахнут лекарствами, как и волосы самого Виталия. И кожа, наверное, на вкус тоже горькая и бесчувственная…

– Давай поженимся, что ли? – продолжала она рыдать на плече Шубина, понимая, что сегодняшний день для них обоих безвозвратно потерян. Какая уж тут работа, когда все вокруг рушится? И если еще утром она где-то очень глубоко внутри себя немного презирала Шубина за малодушие и слабость характера, не позволившие ему набить морду красавцу Крымову за то, что он переспал с его женой, то сейчас готова была простить ему все что угодно и понять, как никто другой. Они, по воле случая оказавшись друзьями по несчастью и решив, что глушить свою тоску водкой лучше все-таки втроем, позвонили одинокому, обманутому и, как им казалось, глубоко несчастному Чайкину и пригласили его в свою компанию. Тот, даже не спросив, что случилось, бодро сказал, что через полчаса будет. Шубин отправился в магазин за водкой и закуской, Таня накрыла стол в приемной и (чтобы лишний раз потравить душу и доказать в первую очередь себе, а затем и окружающим, что она находится на грани самоубийства, а потому ей просто необходимо расслабиться) за неимением Синатры поставила диск с Шарлем Азнавуром. Она сидела за столом в ожидании Шубина и Чайкина и мурлыкала себе под нос песню, в русском переводе известную под названием «Умереть от любви»:

Она пела тихо, с придыханием, как будто сердце ее должно было остановиться. Она не узнавала себя. Она видела перед собой одержимого страстью Минкина, ее Минкина, обнимающего белый медицинский халат. Капельки пота выступили на его высоком умном лбу. Тане показалось, что где-то совсем рядом запахло лекарствами, больницей. Ее чуть не стошнило. Потом зазвонил ее мобильный, он задрожал, как живой, пытаясь обратить на себя ее внимание. На синем светящемся экранчике появилось имя Виталий. Таня безжалостно отключила телефон. Затем ожил аппарат на секретарском столе. Табло определителя номера высветило номер телефона Виталия. Он пробивался к Тане, вероятно, чтобы рассказать, какой он хороший и верный. Что он не изменял ей, что то, что она услышала там, в белой комнатке со стеклянной перегородкой, – плод ее воображения. Что никакой медсестры там не было. Что он любит Таню и хочет увидеться. Хочет жениться. Хочет от нее детей. А вот она уже ничего не хочет. Разве что напиться в компании настоящих друзей – таких, как Шубин и Чайкин. У них одна общая боль на троих, связанная с изменой. С ревностью.