Анне Хольт - Что моё, то моё

– Ты что, он же без сознания!

Ингвар выпрямился.

– Я понимаю, – проговорил он задумчиво. – Именно поэтому ты и должен быть там. На случай, если он очнётся.

– А ты что собираешься делать?

– Я еду в Снаубю.

– Но у тебя же нет ничего нового на этого парня, Ингвар! Хотя Карстен Осли и при смерти, ты же не можешь ворваться в его дом без санкции на обыск!

Ингвар надел пиджак и взглянул на часы.

– Клал я на это, – сказал он спокойно. – Сейчас мне до этих формальностей нет никакого дела.

Аксель Сайер удивлялся тому, насколько уютно ему было в маленькой комнате, в которой жила Ева. Стены были выкрашены в тёплый жёлтый цвет, и, хотя кровать была металлической, а на постельном белье стояли штампы коммуны, во всём ощущалось присутствие хозяйки. Он узнал некоторые вещи из комнатушки на Брюгата, где она обработала ему йодом раны на голове однажды вечером в 1965-м. Фарфоровый ангел с расправленными крыльями весь побелел, только в некоторых местах остались редкие напоминания о позолоте. Его подарили Еве в день конфирмации. Он вспомнил это, как только провёл пальцем по прохладной фигурке. Пейзаж, на котором был изображён остров Эствогё во время заката, он сам принёс ей . Теперь он висел над кроватью, цвета были не такими яркими, как тогда, когда он высыпал на прилавок перед старьёвщиком пятнадцать крон и унёс картину, упакованную в обёрточную бумагу и обвязанную бечёвкой, с собой.

Ева тоже побледнела.

Но она осталась всё той же его Евой.

Рука стала старой, была искалечена болезнью. Лицо – усталое, сохраняющее на себе выражение постоянного страдания. Тело превратилось в неподвижную оболочку, в которой продолжала существовать женщина, которую Аксель Сайер по-прежнему любил. Он почти ничего не говорил. Еве понадобилось много времени, чтобы рассказать свою историю. Теперь ей нужно было отдохнуть. Аксель молчал и внимательно слушал.

Он чувствовал себя в этой комнате как дома.

– Он очень изменился, – сказала Ева. – Всё пошло наперекосяк. У него не было денег, чтобы продолжить поиски. Если бы он воспользовался последней частью наследства, доставшегося от моей матери, ему просто негде было бы жить. Он потерял надежду. Это его и погубило, Аксель. В последние месяцы он ни разу не пришёл ко мне.

«Всё будет хорошо», – думал Аксель. Он вынул карточки. «Платиновая», – объяснил он. Такие карты выдают только обеспеченным людям. А он такой и есть. Он всё исправит.

Он наконец вернулся, и всё теперь будет хорошо. Но он должен был сделать это раньше.

Да ведь она не просила его! Аксель никак не смог бы вернуться в Норвегию, пока она не захотела бы. Хотя она и в последнем письме не приглашала его, но это была мольба о помощи. Письмо пришло в мае, не в июле, как обычно. Оно было полно отчаяния, и его ответом стало возвращение домой.

Аксель пил сок из высокого стакана. Он чувствовал свежесть, вкус чёрной смородины – вкус Норвегии. Натуральные продукты. Норвежский напиток. Он вытер рот и улыбнулся.

Аксель услышал посторонний звук и обернулся к двери. Тело сковал привычный страх. Он выпустил руку Евы и сам не заметил, как сжал кулаки. Полицейский с влажными глазами, позванивающий ключами, который хотел, чтобы Аксель признался в том, чего не совершал, и который преследовал его в снах, сменил костюм. Может быть, надел не такой старый. Этот человек был в свободной куртке и клетчатых брюках. Но он был полицейским – Аксель это сразу понял. Он отвернулся к окну. Комната Евы была на первом этаже.

– Ева Осли? – спросил мужчина и подошёл ближе.

Ева утвердительно кивнула. Мужчина откашлялся и подошёл ещё ближе к кровати. Аксель почувствовал запах кожи и машинного масла, исходивший от его одежды.

– Сожалею, но мне необходимо сообщить вам о том, что ваш сын попал в серьёзную аварию. Карстен Осли. Он ваш сын, не так ли?

Аксель поднялся и выпрямил спину.

– Карстен Осли – наш сын, – медленно проговорил он. – Евы и мой.

Ингер Йоханне бесцельно бродила по улицам. Прохладный ветер кружил между высотными домами в квартале Ибсена. Внезапно она осознала, что идёт в сторону работы. Ей этого совсем не хотелось. И хотя она замёрзла, находиться в помещении она сейчас не могла. Она зашагала быстрее, решив навестить Исака и Кристиане. Они могут сходить на Бюгдой все вместе. Пожалуй, это мысль. После почти четырёх лет совместной заботы о Кристиане она наконец перестала переживать по поводу того, чья очередь ухаживать за ней. Когда тоска по дочери становилась слишком сильной, она просто приходила к Исаку. Он радовался её визитам и всегда был дружелюбен. Ингер Йоханне привыкла к такому распорядку. Но привыкнуть к чему-то и быть этим довольным – разные вещи. Она постоянно ощущала желание взять девочку на руки, крепко обнять её, рассмешить. Бывали времена, когда это желание становилось нестерпимым. В этот раз было именно так. Обычно она спасалась мыслью о том, что Кристиане сейчас хорошо с отцом. Что для девочки отец столь же важен, как и мать. Что так и должно быть.