Диана Чемберлен - Ложь во благо, или О чем все молчат

На прощание он так меня поцеловал, что мои колени превратились в желе. Он попросил у меня номер телефона. «Ты – сама свежесть, – сказал он. – Ты не как остальные. Не бегаешь в дамскую комнату пудриться или проверять прическу. Мне понравилось, как ты разулась, чтобы танцевать дальше. Ты вообще очень мне понравилась».

У него была большая семья, очень для него важная, поэтому я согласилась на свадьбу в его родной Атланте, а не у себя в Рейли. Его воспитали методистом, поэтому нашей с ним церковью должна была стать Эдентонская методистская, а не моя любимая Пулленская баптистская, в которой раньше был дьяконом мой отец. Когда родители Роберта навестили сына в Рейли, я с гордостью повела их в свою церковь, не побоявшись, что там выступает с проповедью заезжий цветной пастор. В Пуллене это было обычным делом, но для моих будущих свекра и свекрови это оказалось перебором: во время службы они вышли. Надо отдать должное Роберту: он досидел со мной до конца и извинился за их грубость; но я знала, что в Пуллен он больше ни ногой.

Смена церкви стала лишь одной переменой среди множества других. Я прощалась с привычной жизнью и знакомилась с загородным клубом, где долго чувствовала себя не в своей тарелке, и с Молодежной лигой, куда мне еще только предстояло вступить. Зато у меня был Роберт, и этого должно было хватить с лихвой. Он вернул меня к жизни, когда я, сама того не сознавая, была мертва.

Я нашла перед управлением социального обеспечения местечко, где припарковаться, и вылезла из машины с прилипшим к ляжкам подолом платья. Я не сомневалась, что после езды с открытыми окнами на голове у меня черт знает что, и, входя в здание, попыталась привести волосы в порядок. Мой облик не мог произвести благоприятного впечатления, и я заранее трусила. Уж очень мне хотелось получить эту работу.

В холле, где я ждала вызова на собеседование, работал вентилятор, и я села как можно ближе к нему, но так, чтобы он совсем меня не растрепал. На меня дуло струей раскаленного воздуха, но все-таки это было лучше, чем ничего.

Из кабинета вышла женщина.

– Мисс Макки? – с улыбкой обратилась она ко мне. Она была стройная, в блузке с короткими рукавами, заправленной в бежевые брюки, – вылитая Кэтрин Хэпберн.

– Да, это я! – Я встала и протянула ей руку.

– Шарлотта Веркмен, – представилась она. – Заходите.

Я последовала за ней в кабинетик с распахнутым окном. На столе медленно вращался вентилятор, шуршавший бумагами.

– Будьте добры, закройте дверь. Присаживайтесь.

Я села напротив нее и разгладила на коленях платье. Все здесь было мне интересно: настенный календарь с фотографией губернаторской резиденции, фотографии детей разных возрастов, семейное фото: мужчина, женщина, двое детей. Ваза, полная цветов: лепестки уже начали буреть по краям, зато благодаря им кабинетик приобретал живость. Когда-нибудь и у меня будет такой, решила я.

– Что ж… – Она уселась поудобнее и благожелательно улыбнулась. Мне она сразу понравилась: сколько в ее улыбке тепла и доверия! Она ничуть не походила на социального работника, каким я его себе представляла. Потрясающая женщина! Ей могло быть и сорок лет, и пятьдесят, и даже больше, но если не считать сеточки морщинок по краям глаз, кожа у нее была как у героини рекламы мыла «Айвори». Глаза огромные, серые; светлые, почти белые волосы были собраны на затылке в хвостик. Больше всего меня впечатлила ее улыбка: от нее я расслабилась и развалилась в кресле. Мне сразу захотелось стать похожей на нее, уметь одной улыбкой поднимать людям настроение.

– Это будет ваша первая работа? – спросила она. Я увидела на столе перед ней тонкую папку.

– Первая профессиональная, – уточнила я, указывая на свое резюме, где был написан полученный мной в Женском колледже средний балл – 4,0. Там также перечислялись моя работа в летних детских лагерях и добровольная служба в Красном Кресте: мы с отцом и с Терезой посвящали этому по неделе каждый год. Я подготовила рекомендательные письма от преподавателей, хваливших мою высокую профессиональную этику. Это было лучшее, на что я была способна. Я надеялась, что этого хватит.

– У вас диплом социолога, – сказала она. – Почему не по социальной работе?

– Такого варианта в женском колледже не было, – ответила я. – Но я прошла курс психологии. Думаю, вместе с социологией это составляет крепкую основу.

Она кивнула.

– Лучше, чем у других кандидатов, – согласилась она. – Меня заинтриговал отзыв профессора Адамса о вас. – Она вынула из папки одно из писем. – «Страсть мисс Макки к работе сопоставима только с ее жаждой совершенства», – зачитала она. – Как вы думаете, что он хотел этим сказать?