Никита Филатов - Имя им - легион

Ага, конечно.

Очень рад, что мы друг друга понимаем... Конечно, никто из них не пойдет в полицию.

Доносить на самих себя глупо. Но, допустим, кто-то из этих парней по-серьезному влипнет? И вдруг захочет откупиться от правосудия? Информацией?

- А может, просто начнет трепать языком по-пьянке! - Поддержал Боксер. - Или чего-нибудь обкурится.

- Вообще-то, Легионе не употребляют наркотиков... Но вы согласны, что эту троицу надо ликвидировать? Быстро? И любой ценой?

- Согласен. Вот, если бы Студент показал их в лицо...

Собеседник хмыкнул и подошел к привязанному на кресле телу:

- Ну и что было бы? Да все равно, он у нас, кажется, помер.

Точно... Так т-твою мать! - Засуетился Боксер. - Но мы знаем приметы всех троих, довольно подробные. Фамилии, клички...

Мало! Черт, времени совсем не остается.

Высокий гость заходил из угла в угол - очевидно, так ему легче думалось.

Наконец, решение было объявлено:

- Надо посылать людей.

- Куда?

Прямо туда, в Обань! В Легион.

- Но ведь... Но, как бы это сказать...

- У вас есть толковые исполнители? Очень толковые?

Да, конечно!

Дайте бумагу! И ручку какую-нибудь...

Через минуту они уже обсуждали технические детали операции.

* * *

- А ваши уже ушли! Только что...

Дневальному было на вид лет шестнадцать, не больше. Попал он во Францию откуда-то из-под Архангельска, всего пару недель назад, когда Алексей и его товарищи уже заканчивали "учебку" - и теперь дожидался результатов психологического теста.

Да, я знаю, - собранные в дорогу вещи с утра стояли рядом с койкой:

Счастливо оставаться!

- До свидания... - паренек с нескрываемой завистью посмотрел на легионера, и в конце концов решился:

Скажите, а вы уже были на войне?

Сначала Алексей не понял вопроса. Потом решил, как обычно, отделаться шуткой, но к собственному удивлению ответил вполне серьезно:

- На войне "бывают" только журналисты. И разные проверяющие из штаба...Всем остальным приходится на войне воевать.

Он поудобнее пристроил на спине рюкзак армейского образца, подвигал плечами, присел... Все в порядке, можно идти.

- До свидания, земляк! Может, ещё встретимся...

- Желаю удачи!

По пути из казармы Алексей успел забежать в магазин для легионеров купил дешевых сигарет, бутылку сока и зубную пасту.

И уже на выходе столкнулся с Гюнтером:

- Бонжур, мон ами!

- Привет... Значит, уезжаете?

Да, - Алексей посмотрел на часы и полез в карман - времени ещё оставалось достаточно, чтобы спокойно перекурить с хорошим человеком на свежем воздухе:

- Угощайся!

Но немец уже сам протягивал пачку:

Пожалу-ста, товарис-щ!

Алексей улыбнулся и взял сигарету:

Мерси! Послушай, Гюнтер... А где ты русским словам научился? В школе?

- Нет, я из Бремена. Это не была территория ГДР, у нас в школе преподавали английский и французский, немного.

- А-а, - кивнул Алексей. - Понятно. Значит, хобби?

Когда-то, лет десять назад, среди жителей западной Европы считалось модным суметь при случае произнести что-нибудь по-русски. Потом мода прошла сама собой - вместе со страхом перед богатством и ядерной мощью Союза. А некоторые обрывки, вроде "перестройки", "матрешки", "гласности" и "горбачева", так и остались в памяти у людей...

- Хобби? - Повторил легионер. И глаза у него при этом стали какие-то грустные:

- Да, пожалуй... Бон мот! Хорошо сказано.

Они помолчали, прикуривая по очереди, и вдруг немец заговорил неожиданно много, быстро, то и дело вставляя во французскую речь слова, и даже целые выражения на родном языке. Судя по всему, Гюнтер не слишком беспокоился, понимает его собеседник, или нет - скорее всего, для этого человека просто настала пора выговориться, выплеснуть что-то, накопившееся в душе.

Оказывается, в прежней жизни он был разведчиком. Самым настоящим шпионом - не таким, как показывают в кино про Джэймса Бонда...

Еще в университете юный Гюнтер начитавшись книг про Че Гевару и прибавочную стоимость, пошел в какой-то социалистический кружок. Несколько лет носил плакаты и красные флаги на митингах, распространял газету левого толка, встречался со студентами из СССР - пока не попал в поле зрения офицеров советской разведки.

После проверки и дополнительной идеологической обработки они привлекли Гюнтера к негласному сотрудничеству, присвоили оперативный псевдоним, а затем, как обычно, передали нового агента на связь коллегам из ГДР... Кстати, завербовали его исключительно на идейной основе - о каком-либо материальном вознаграждении, о деньгах речи даже не шло. Да и потом, за все время своей тайной деятельности на благо мира во всем мире, он не получил ни из Москвы, ни из Восточного Берлина ни пфеннинга.