Никита Филатов - Кубинский вариант

О-ох... блин, - Алексей застонал и с трудом разлепил непослушные веки: за стеклом иллюминатора медленно колыхалась черная, мутная пелена, один только вид которой сразу же вызвал у него почти неодолимый приступ тошноты. На часах - без пятнадцати шесть... Алексей полежал ещё некоторое время, надеясь, что вернется сон. Потом все-таки заставил себя сползти с койки, вышел из кубрика и направился в общий гальюн.

Путь оказался не слишком приятным. С первых шагов напомнил о себе желудок, каждое колебание палубы под ногами вызывало подташнивание и головную боль, невыносимо резали глаза тусклые лампы дежурного освещения... В гальюне Алексея вывернуло наизнанку. Сразу же стало немного легче, но он подождал ещё минут пять, упершись локтями в края умывальника и остужая горячий лоб о пластиковую поверхность переборки:

- Мама дорогая... Роди меня обратно!

Немного оправившись, Алексей вернулся в кубрик - туда, где на нижней койке по-прежнему громко и самозабвенно храпел Тайсон...

Окончательно он проснулся уже в половине девятого.

Мощный удар, напоминающий взрывную волну, сначала подбросил Алексея, под самый подволок, а потом с наслаждением кинул обратно. Пытаясь нащупать какую-нибудь опору, Алексей успел краем глаза заметить остатки морской воды, бесконечным потоком стекающие вниз по стеклу... Очевидно, это было не самое начало - на столике, возле задраенного иллюминатора, уже вовсю плескалась просочившаяся внутрь лужица, а по тесному кубрику с шумом и грохотом перекатывался графин.

- Кажется, на этот раз Индийский океан бил старушку "Альтону" по-настоящему, насмерть, без всякого снисхождения и пощады. Потерявший управление сухогруз бросало из стороны в сторону, а голова Алексея, каким-то непостижимым образом, постоянно оказывалась ниже ног - да так, что, казалось, приспособиться к этому нечеловеческому, рваному ритму нет, и не может быть никакой возможности. С нижней койки послышался тихий стон. Тайсон?

Огромный мужчина, спецназовец, лучший из лучших - лежал на спине, в луже собственной рвоты, закатив куда-то вверх мутные, ничего не видящие глаза.

- Ты чего, Тайсон? Держись...

Но теперь и сам Алексей почувствовал, что не сможет и не успеет управиться с накатившимся приступом. Его вытошнило - сначала один раз, на палубу, а затем ещё и еще, прямо в постель... Следующие несколько часов беглецы вспоминали впоследствии, как один сплошной, не прекращающийся кошмар. Металлическая обшивка "Альтоны" скрипела и скрежетала, но страха не было - оставались только головокружение и тоскливое, беспомощное ожидание очередного приступа. Через какое-то время желудок уже не мог исторгать из себя ничего, кроме желчи. Дурная, тяжелая кровь то и дело захлестывала черепную коробку потоком расплавленного железа, а затем вдруг откатывалась куда-то, оставляя на коже испарину и холодный пот.

Происходящее за пределами кубрика их не интересовало. Жить не хотелось. Пропало чувство брезгливости. Ни у Тайсона, ни у Алексея сил и воли не было даже на то, чтобы взять перекатывающийся под койкой графин, хотя каждый его удар о переборку отдавался в мозгу страшным грохотом и физической болью.

- Господи, да за что же!

Так они провалялись почти до полудня - полуодетые, в темноте, духоте и вонючей

блевотине, периодически погружаясь в короткое, рваное забытье... Казалось, об их существовании за все это время никто ни разу не вспомнил. Вполне возможно, что и капитан, и команда давным-давно покинули судно, оставив на произвол океана старушку "Альтону", а вместе с ней и двух бесполезных русских парней. Так что, внезапное появление человека из экипажа не вызвало у Алексея никаких эмоций, кроме усталого удивления:

- Морген...

Боцман, маленький седой человечек с повадками старого алкоголика, молча встал посередине дверного проема. На фоне света, хлынувшего из коридора, его лица было не разглядеть, но во всей позе читалось глубокое, искреннее презрение профессионального моряка к сухопутным крысам, к сомнительному береговому народцу, невесть каким образом затесавшемуся на борт. Презрение это явно выражали расставленные на ширине плеч тяжелые, кованые башмаки, руки в карманах брезентовой робы, наклон головы... Постояв так примерно с минуту, ни разу не покачнувшись и не потеряв равновесия, старый боцман что-то сказал по-английски, не дожидаясь ответа задраил дверь и потопал прочь, в направлении мостика. В какой-то момент Алексею показалось даже, что сквозь переборку он слышит злобное бормотание - но, скорее всего, это было всего лишь плодом воспаленного воображения.