Наталья Андреева - Проигравшему достается жизнь

И вот Марта ехала к ней. Знала, что у мамы выходной и решила ее побаловать, зашла в супермаркет, купила красивый кремовый торт. Спиртное не стала покупать, ей было нельзя, из-за таблеток, которые она постоянно принимала. Пока она об этом не думала, о таблетках. Выполняла рекомендации лечащего врача, как будто была больна, к примеру, гриппом, и не задумывалась, насколько все это серьезно. Плохо было, что голос хоть и вернулся, но изменился, и сильно. Стал низким, появилась хрипотца, будто бы она была заядлой курильщицей, некоторые слова давались с трудом, а особенно длинные не давались вообще. Георгий Рубенович сказал:

– Со временем наладится.

Но она уже и сама не верила, что голос будет прежним. Это был не ее рот, и говорил он не так, как раньше, хорошо еще, говорил то, что она хотела. Пока.

Прижимая к груди коробку с тортом, она позвонила в дверь. В кармане лежал ключ от маминой квартиры, можно было воспользоваться им, но она не стала этого делать. Стояла под дверью и ждала.

– Кто там? – напряженно спросила из-за двери мама.

– Это я.

– Кто я?

– Марта.

– Марта? – дверь приоткрылась, теперь их разделяла металлическая цепочка. Мама почему-то не спешила ее снимать. – Здравствуйте. Что вы хотели?

– Мама… ты меня не узнаешь?

– Простите… – та беспомощно моргнула и поправила очки. – Нет.

– Это же я! Марта!

– Марта? Нет, это невозможно, – дверь неожиданно захлопнулась.

Она растерялась. Мать стояла там, за дверью, было слышно ее дыхание. Но дверь теперь была закрыта.

– Мама… Почему ты меня не впускаешь?

– Я вас… не знаю…

– Что за чушь! – она рассердилась и достала из кармана ключ.

Вставила ключ в замочную скважину, повернула два раза и толкнула дверь.

– Ой! – вскрикнула мама, которую ударило дверью.

– Мама, сними же цепочку!

Та послушалась. Она, наконец, вошла в квартиру.

– Я принесла торт. Давай, попьем чаю?

– Марта? – неуверенно спросила мама.

– Да, это я.

– Но так не бывает! Ты же на себя не похожа! Нет, это не ты!

– Я сделала пластическую операцию.

– А фигура?

– Я похудела. Меня кормили одними кашками и протертыми супами. Знаешь, сколько мне пришлось пережить!

– Но… зачем?

– Разве я не стала красивой?

– Красивой?

– Может, ты впустишь меня наконец? – Все это время мать стояла в проходе, и по лицу было видно, что она все еще сомневается, ее ли это дочь?

– Что ж… Проходи.

– Где мои тапочки?

Она нагнулась над калошницей, пошарила на самой нижней полке.

– Розовые… в цветочек… Где они?

– Это, и в самом деле, ты… – мама перевела дух.

Она нашла тапочки и распрямилась:

– Ты что, мне не веришь? Но у меня же ключ от твоей квартиры!

Мама отвела глаза.

– Хочешь сказать, что я могла его украсть? А как же мои детские воспоминания? Их я тоже украла? Мозги, мама, еще не пересаживают, не научились.

– Что у тебя с голосом?

– Это не мой рот. Мне еще надо к нему привыкнуть. Кстати, как он тебе?

– По-моему, слишком большой.

– Что ты понимаешь!

Она прошла на кухню, положила на стол коробку с кремовым тортом. Мама стояла в дверях, смотрела. Потом спросила:

– И сколько ты за это отдала?

– Много. Триста тысяч долларов.

– Ты что, с ума сошла?!

– Но это мои деньги. Я так захотела.

– Ты сошла с ума! Я никогда не думала, что моя дочь… – мама всхлипнула. – Господи! Да какая ты мне дочь?! У тебя же с ней нет ничего общего! Я ТЕБЯ не рожала!

Она растерялась. Вот тебе и первая проблема! Родная мать не признает! Нет, чтобы порадоваться!

– Ты привыкнешь, мама…

Та вздрогнула:

– Не называй меня так!

– Но почему?

– Я не могу… – мама взялась рукой за шею, словно ей было душно. – Я же каждый твой пальчик… Каждую родинку… Не говоря уже о… Твое лицо… Что ты с ним сделала?

– Оно было некрасивое!

– А сейчас какое?

– Послушай… Мне и так тяжело… Но что сделано, то сделано. Я не могу вернуть все назад. Тебе придется к этому привыкнуть.

– Я не смогу.

– Сможешь. Я понимаю, у тебя шок. Во мне ничего не осталось от той Марты, которую ты знала. Я даже имя свое забыла. Меня давно уже никто не называл Мартой. Тем не менее это я. И надо как-то жить дальше.

Мама наконец села. Сложила руки на коленях, как послушная школьница, и спросила:

– Что ты собираешься делать?

– Начать новую жизнь. Я еще не вполне здорова. Но как только почувствую себя совсем хорошо, я буду искать работу.

– Моделью решила стать?

– Возможно.

– Какая глупость, менять такую хорошую, такую нужную профессию на жизнь, полную неопределенности и неустроенности.