Лариса Соболева - Последнее дело молодого киллера [= Лицензия для Робин Гуда]

– Ты права, жить у нас опасно, – согласился Гера. – Но мне ведь надо еще и работать. А насчет того, как выпутаемся… Думаю, Дар знает, что делать.

– Знаю, – заявил тот. – Сначала надо выяснить, где Людмила, потом попробуем ее вытащить, если она жива еще.

– Как хотите, а прятаться не по мне, – вдруг взбунтовался Вий. – Вы меня в бабу превратили! Не буду сидеть здесь. Юлька пусть остается с пацаном, а я…

– Присоединишься к нам, когда мы с Герой определимся, что конкретно делать, – сказал Дар.

– Когда это будет, когда? – окончательно вспылил Вий. – Надоело! Я имею право защищаться! Чтобы какие-то сопляки на меня охотились? Я предпочитаю сам охотиться.

– Юльке и Тимке нужна охрана, – привел веский аргумент Дар.

– Здесь их не найдут! – рявкнул Вий. – А Юлька не амеба, стрелять умеет, если надо. Юля, скажи им…

– Я согласна с Вием, – поддержала его она.

– Ну, подожди до завтрашнего дня! – почти сдался Дар. – Все! Хватит спорить. Поехали, Гера, нам надо застать «двойника».

Он направился к выходу, за ним Гера, вдогонку услышали:

– Какого двойника?

Но Вию ни тот ни другой не ответили. В сердцах он сорвал с плеч свитер, скомкал его и швырнул в стену. Одна Юля была, как обычно, спокойна. Во всяком случае, внешне.

Разгон был суровым, а с начальством не спорят, хотя не вступить в полемику Ипсиланти было трудно. Он вообще не выносит, когда лезут в его работу, пусть даже это делает прокурор, который вышел из запоя слишком уж скоро. Впрочем, злые языки чего только не наплетут. Головко Лев Кондратьевич, конечно, пьет. И пьет много. Случается, и прогуливает. Но он же никому не подотчетен, а на нездоровый интерес к своей персоне у него ответ есть: отсутствовал по делам. Хозяин – барин. Однако барин не всегда справедлив к подчиненным. Сегодня с налитыми кровью глазами он отчитывал Ипсиланти за то, что тот отпустил Марьяну Фисун:

– Вы всегда верите на слово преступнику?

– Никогда, – буркнул Георг, сжав челюсти.

– В таком случае как вы могли ее отпустить?

– С подпиской, – снова буркнул Ипсиланти.

– Я слышал, слышал, – удрученно покивал Лев Кондратьевич, давая понять, что вокруг него расплодилось дураков, как в огороде сорняков. – Ну, а вы, Валерий Павлович? Вы согласны с действиями Георга Марковича?

– А что я? – встрепенулся Краснов, предпочитавший не лезть на рожон. – Дела расследует Георг, ему видней…

– Хватит, хватит, – вяло махнул рукой прокурор, отвернув лицо в сторону, мол, глаза бы мои на вас не глядели. – Столько улик, а они поверили какой-то бабе! Где обратные доказательства? Ловко она вас…

– Лев Кондратьевич, Марьяна не сбежала, – вкрадчиво начал Краснов. – Ей разъяснили, что в случае побега мы подадим в розыск, ее найдут – и тогда…

– Посмотрим, посмотрим, – не желал слушать Головко и рявкнул: – Времени прошло мало, поэтому не сбежала. Хорошо, допустим, все так и было, как она вам наплела. Но вы, Георг, подвергаете ее опасности, выпустив. Если действительно Елецкого убила не она, то настоящий убийца попытается прикончить ее…

– У нее на хвосте сидят по очереди два оперативника, – поспешил оправдаться Краснов. – Уж как-нибудь не дадут…

– Сами себе создали проблемы, – проворчал прокурор. – Вместо того чтобы использовать людей на дело, вы их заставили охранять сомнительную особу, место которой в изоляторе. Что с Летовой?

– Пока ничего, – сказал Краснов.

– Как продвигается дело по Фисуну?

– Да, в общем-то… – замялся Краснов.

– Никак, – догадался Лев Кондратьевич.

– Выясняем потенциальных заказчиков, – сказал Ипсиланти. – Извините, но заказные убийства расследуются годами, а вы хотите…

– Скажите спасибо, что живем не в Москве. Там журналисты вас уже давно склоняли бы во всех СМИ. Хотя мне и здесь приходится от них отбиваться. Идите.

Ипсиланти и Краснов вышли, после чего Георг резко выдохнул. Он всегда так делает, когда хочется кого-нибудь послать далеко-далеко.

– Что ты заводишься по пустякам? – следуя за Ипсиланти, проговорил Краснов. – От тебя не убудет, если выслушаешь нагоняй. Должность у него такая – нагоняи раздавать.

– А у меня не то настроение, чтобы смотреть, как он самоутверждается на мне. Сам лишний раз пальцем не пошевелит, зато…

– Он строгий, но справедливый.

– Валера, ты хоть не плети ахинею. Пока, я устал.

Мятежный курил, сбрасывая пепел в окно машины. Он уже неважно соображал, иногда ловил себя на том, что вообще ни о чем не думает и ничего не видит. Это состояние озадачивало Олега, ведь выходил он из него довольно туго, как из другого измерения выплывал. Мятежный вообще был склонен к вредоносному самокопанию, заканчивающемуся самобичеванием. Пробовал пить – не помогало. А в состоянии прострации есть плюс: оно давало давно забытый покой, как будто находишься в полете, но когда ты летишь один и очень высоко. Кончилось тем, что он искусственно вызывал состояние другого измерения, сосредоточиваясь на пустоте, когда из головы выбрасываются какие бы то ни было мысли. Он курил в этом своем другом измерении, наслаждаясь бесчувственностью, поэтому не сразу услышал, что к нему обращаются, а только когда кто-то повторил: