Майкл Шейбон - Окончательное решение.

Два полицейских, причащавшихся у мистера Пэникера, Ноукс и Вуллетт — наконец она вспомнила, как зовут каждого из них — стояли и, прищурившись, смотрели на старика с таким видом, будто у него к губам пристали крошки от завтрака.

— Упал, — сказал тот, кого, как она решила, зовут Ноуксом.

Вуллетт кивнул.

— Такая вот неудача, — подтвердил он.

— Действительно, — сказал старик. Всякое выражение исчезло с его лица, когда он принялся за очередное исследование, долгое и подробное, злобной физиономии ее сына, в свою очередь уставившегося на старика с ненавистью, совсем не удивительной для миссис Пэникер; точно так же неудивительно ей было наблюдать, как Реджи, казавшийся гораздо моложе своих двадцати двух лет, в конце концов, смешался и перевел взгляд вниз, на стальные наручники, сковывавшие его худые смуглые запястья.

— Что она-то тут делает? — спросил он наконец.

— Ваша матушка принесла кое-какие вещи, — сказал старик. — Уверен, они вам пригодятся. Но если хотите, я попрошу, чтобы она подождала за дверью.

Реджи поднял глаза и посмотрел на нее. В его гримасе было нечто, напоминавшее благодарность, саркастическая ужимка, словно говорившая, что, оказывается, она не такая уж плохая мать, как он всегда считал. Хотя по ее собственным представлениям — а она себе не льстила — она никогда не отступалась от него, но всякий раз, как она оказывалась рядом, он воспринимал это с одним и тем же скептическим удивлением.

— Мне плевать, что она делает, — сказал он.

— Да, — сухо ответил старик, — думаю, это правда. Итак. Кхе. Хмм. Да. Ладно. Не расскажете ли вы мне о своем приятеле мистере Блэке с улицы Клаб-Роу.

Об стол звякнула цепь от наручников. Но выражение лица Реджи не изменилось.

— Мне нечего рассказывать, — заявил он. — Не знаю я этого типа.

— Мистер Пэникер, — произнес старик. — Мне восемьдесят девять лет. И то недолгое время, что мне отведено, я бы предпочел провести в обществе существ гораздо более разумных и загадочных, чем вы. Поэтому в интересах сохранения этого ничтожного количества времени позвольте мне рассказать вам о мистере Блэке с Клаб-Роу. Полагаю, до него дошел слух, что кое-где живет мальчик с замечательным попугаем, взрослой, здоровой особью, обладающей даром подражания и цепкой памятью, которая превосходит обыкновенную память у птиц данного вида. Если бы наш мистер Блэк заполучил такую птицу, он мог бы продать ее британскому или английскому любителю за приличную сумму. По этой причине вы решили — и все для этого приготовили — украсть попугая и продать его мистеру Блэку, выручив таким образом кругленькую сумму наличными. Каковая сумма, если не ошибаюсь, требовалась для отдачи долга Жирному Ходжесу.

Слова были произнесены и ушли в прошлое, прежде чем она смогла до конца осознать их смысл, так же как и мгновенную судорогу, пробежавшую у нее по телу. В Южном Даунсе, по всем свидетельствам и по общему мнению, не было человека хуже Жирного Ходжеса. Невозможно даже выразить, какое несчастье он накликал на голову бедного Реджи.

Ноукс и Вуллетт уставились на старика. Реджи уставился на старика. Все уставились на старика. Откуда он знает?

— Мои пчелы летают везде, — сказал он. Согнул шею и с сухим шуршанием потер руки. Карточный фокусник, только что извлекший туза. — И видят всех.

Вывод о том, что его пчелы все ему рассказывают, остался непроизнесенным. Она решила, что старик боится показаться сумасшедшим: и так все кругом считали, что он спятил.

— Увы, прежде чем вы успели украсть любимого и единственного друга одинокого сироты и беженца, вас опередил мистер Шейн, ваш жилец. В чем состояли его мотивы похищения Бруно, мне еще предстоит выяснить. Но когда он удирал с птицей, кто-то напал на него и убил. Теперь мы подходим к тому пункту, я бы сказал, одному из пунктов, где мое мнение расходится с мнением полиции. Ибо очевидно, что мы еще расходимся во взглядах на полезность избиения заключенных его величества, а в особенности тех, кто еще не осужден.

Ах, подумала она, какой замечательный старик! Над его осанкой, речью, твидовым костюмом и драным плащом витали, как дым крепкого турецкого табака, вся мощь и добродетель империи.

— Но, сэр, — с укоризной вставил Ноукс (или все-таки Вуллетт?).

— Полиция, говорю я, — продолжил старик спокойно и просто, — кажется, вполне уверена, что именно вы застигли мистера Шейна, когда он удирал с Бруно, и убили его. Я же полагаю, что это сделал другой человек… — Теперь его жадный взгляд упал на черные башмаки арестанта, до блеска начищенные матерью в то утро, когда день еще не предвещал ничего особенного. — …Ноги которого намного меньше ваших.