Эдвард Айронс: Тигровая луна

— Вижу, — ответил Дюрелл. — Третий столик справа. Чэнг Ханг Та-По. Будда, придерживающийся сталинистской линии. Как я понимаю, его интересует сложившаяся ситуация.

— Он посмотрел на нас. Держись, парень, он идет сюда, а для этого нужна чертовская наглость.

Ханг Та-По представлял из себя гору желтой улыбающейся плоти, которая скользила между столиками с грацией лебедя в деревенской заводи. На нем был двубортный костюм в старорусском стиле, облегавший внушительную фигуру. Его густые черные седеющие волосы были жесткими, как щетина у борова. Он легко ступал на подушечках пальцев, напоминая японского борца сумо, и продемонстрировал своеобразную элегантность в солидном кивке Ханнигану и в медленном торжественном повороте головы при взгляде на Дюрелла.

— Туда, где упала жертва, слетаются стервятники, — произнес он на безупречном английском.

— Если это Конфуций, в чем я лично сомневаюсь, — спокойно заметил Дюрелл, — то он в вашей стране сейчас не в почете.

— Вы правы. Это мое собственное изречение. Никто не удивился вашему приезду, мистер Дюрелл.

Та-По улыбнулся.

— Как и вы, сэр, не удивились, увидев меня. Мы знаем вас достаточно хорошо и уже наметили день расплаты за то многое зло, которое вы нам причинили.

— Вас могут вышвырнуть из страны за эти слова, — улыбка Дюрелла была словно высечена из камня.

— Мы все очень скоро станем persona non grata, если не совсем тривиальный вопрос о моей соотечественнице не прояснится.

— Вашей соотечественнице?

— Я буду с вами откровенен, — заявил Та-По. Его черные глаза сверкнули и погасли. — Мы считаем, что Таня Успанная принадлежит Китаю, что бы там Советы про неё ни заявляли.

— Она сделала свой собственный выбор, — возразил Дюрелл.

— А-а, но ведь бедная девочка не в своем уме. И мы согласны её принять. Ей нужна помощь, нежная забота матери…

— Могу представить её нежность, Чэнг.

— Потому я вас предупреждаю, Дюрелл. Мы знаем, где её искать. Мы найдем её. Наши люди уже в Исфахане. Видите, я ничего не скрываю. Иранский патриот Исмаил Хар-Бюри с нами сотрудничает.

— Хар-Бюри — ваша марионетка, — сердито огрызнулся Ханниган. — Он агитирует за Китай, используя вашу помощь в борьбе против шаха.

Ханг Та-По глянул на Ханнигана, а затем снова обратился к Дюреллу.

— Ваш здешний дружок, шпион империалистов, направит вас, сэр, в Исфахан, чтобы вы сотрудничали с тамошним английским агентом Ми-6, мистером Адамом Билем. А мы вам советуем признать, что доблесть — это прежде всего благоразумие, и ближайшим же рейсом улететь в Женеву. Это дело вас не касается. Если вы вмешаетесь, то очень пожалеете. А по дороге домой можете заодно передать мои поздравления вашему турецкому агенту, мистеру Игиту. Как я понимаю, он стал счастливым отцом ещё одной дочери.

Китаец грузно поднялся и склонил свою седеющую голову. Казалось, он забавляется, но Дюрелл не был в этом уверен. Ему не нравилась непроницаемость взгляда Та-По. Только на миг в нем сверкнула ненависть, буквально физически пронзив Дюрелла.

— Всего хорошего, сэр. Вы предупреждены.

Дюрелл сидел молча, держа руки на столе, и смотрел вслед удалявшемуся легкой походкой Та-По. Ханниган вздохнул и покачал головой. Веснушки ярче проступили на его лице, а блестящие зеленые глаза потускнели.

— Я считаю, у нас нет времени сочинять новые афоризмы вместо Конфуция, — сказал он. — Лучше я введу тебя в курс дела.

Дюрелл невесело улыбнулся.

— В этом уже нет необходимости. Ханг Та-По только что сообщил мне все, что нужно.

Исфахан, жемчужина юга, город прекрасных мавзолеев, минаретов, мечетей, дворцов и садов, был построен великим шахом Аббасом на фундаменте, заложенном парфянами, Сассанидами и арабами, а после того, как Каджары перенесли столицу в Тегеран, покоился в глубоком и сладком сне.

Дюрелл прилетел частным самолетом, предоставленным Ханниганом, которым управлял молодой отчаянный фарси Айзек Сепах.

— Зовите меня Айком.

Сепах бегло говорил по-английски, его блестящие усы были черными, как смоль. Он был строен и красив, и наверняка работал на иранскую службу безопасности. Все разведки мира бросились на поиски Тани Успанной.

— Я вам покажу достопримечательности, — предложил Айк. Вы знаете, Мейден-е-Шах был когда-то площадкой для поло? Я тоже играю в поло. Здорово. Узнаете Масджид-е-Шах, голубую мраморную мечеть, всю в мозаике? Голубизна и золото. Как сладкий сон. Полный умиротворения. Вон Али-Кепа, королевский зал для банкетов, и старейшая мечеть Джам-а. Я могу вас туда отвести. И Чегель-Сотун, здание с сорока колоннами — только настоящих там двадцать, а остальные двадцать — просто отражение в бассейне. Но ведь вместе — сорок, да? И девушки красивые. Но очень религиозный город. По соседству, в Нафджабаде, есть даже исповедующие зороастризм. Все здесь поэтично, как в Ширазе, где Саади жил и писал «Гулистан». Соловей Шираза. Мы, персы, все ещё очень романтичны. Хафиз в четырнадцатом веке тоже писал прекрасные газели. Знаете хоть одну?