Эдвард Айронс - Тигровая луна

Дюрелл не имел представления, сколько часов миновало, прежде чем он смог коснуться «крыши» водохранилища. В первый миг даже екнуло сердце — он нащупал лишь гладкий камень. Чтобы дотянуться подальше, пришлось убрать груду булыжников со следующей ступеньки.

Он нащупал доску.

Лестница, которую они расчистили, была слишком узка, чтобы Таня могла ему помочь. Он полагал, что они находились на высоте больше двадцати футов от дна водоема. Случайное падение вниз могло означать конец всему. Когда он опять потянулся к доске, поза его оказалась весьма рискованной. Да, там было несколько досок, скрепленных поперечиной, которая казалась рассохшейся и хрупкой. Величину и вес крышки он определить не мог.

— Отдохнем немного, — шепнул он Тане.

Она опустилась на одну ступеньку и положила голову ему на колени первое проявление слабости, которое она себе позволила. Мышцы Дюрелла дрожали от усталости. Он хотел увидеть её лицо, но тьма была настолько плотна, что хотя они касались друг друга, но ничего не видели. Когда она заговорила, голос был так напряжен, словно ей потребовалось все самообладание, чтобы удержаться от рыданий.

— Я так устала, Дюрелл.

— Ты была восхитительна, — он коснулся её длинных шелковистых волос.

— Нет, я была холодной, бесчувственной скотиной. Наверное, я заслужила весь тот кошмар, в который попала. Но почему мой отец и все остальные так со мной поступили? Вся эта муштра, и тесты, и тренировки перед полетом на Луну… Это было так тяжело, так трудно! Я себе говорила, Дюрелл, что ученый не может позволить себе роскошь быть женщиной. Но я — я хочу быть женщиной, Дюрелл. А сейчас уже слишком поздно.

— Давай не раскисать, — мягко предложил он.

— За что мы боремся? Пусть я останусь у них. Пусть они узнают правду. Почему ты все это не бросишь?

— Не знаю. Я должен — и все!

— Для американца ты совсем неплохой человек.

Он тихо хмыкнул.

— Не лучше и не хуже других.

— Я хочу плакать, но не могу, — призналась она минуту спустя. Сколько себя помню, никогда у меня глаза не были на мокром месте. Папа всегда говорил, что я должна стать взрослой и использовать свой ум на благо страны. Я считала, это и есть самое большое счастье. А сейчас на глаза наворачиваются слезы.

— Если ты заплачешь, ничего страшного не случится.

Она внезапно задрожала.

— Ой, мне так холодно!

Дюрелл тоже ощутил легкий озноб. По затылку и спине текла струйка холодного воздуха. Он внезапно решил устроиться понадежнее, и Таня убрала голову с его колен. Дюрелл посмотрел вниз, в черноту ямы. Дна видно не было, но ему показалось, что внизу тускло мерцают два светящихся зеленых изумруда. Злобные глаза тигра были направлены прямо на них. Дюрелл сказал Тане, чтобы та сидела спокойно, а сам сжался в комок на узкой ступеньке, послюнил пальцы и протянул в темноту руку. Да, оттуда сквозил холодный ночной воздух. У Дюрелла вновь воскресла надежда. Взяв железку, он ткнул ей в деревянную крышку над водоемом. Поначалу ничего не случилось. Он давил изо всех сил, пока тело не стало протестовать, едва не потеряв равновесия. Пришлось остановиться и передохнуть.

— Что случилось? — поинтересовалась Таня.

— Полагаю, мы сможем отсюда выбраться.

Он возобновил попытки. Послышался слабый скрип и треск выдираемого из сухого дерева гвоздя. Холодный воздух внезапно хлынул в перепачканное лицо. Он чихнул из-за попавшей в нос пыли, потом последний раз приналег. Таня ухватила его сзади за плечи, чтобы поддержать, пока он своим рычагом будет отдирать доски. Что-то хлопнуло, натужно заскрипело, одна из досок оторвалась и полетела вниз — туда, где стоял не сводящий с них глаз тигр.

Дюрелл сразу дотянулся до отверстия, ухватился за край и оттолкнулся от ступеньки вперед и вверх. Его ноги болтались над черной бездной. Над ним порывами проносился ледяной воздух. Он качнулся, подтянулся на руках, грудью навалился на край доски и, оттолкнувшись руками, дважды перекувыркнулся, прежде чем смог остановиться.

Не меньше минуты он лежал, глядя на лунный серп, проплывавший над ним в ночном небе.

Со временем силы к нему вернулись, но он не двигался, а только глядел вверх на менявшее цвет небо. Повернув голову, он заметил у горизонта бледно-серую полоску. Приближался рассвет. Они провозились всю ночь, расчищая древние ступени и выход из хранилища.

Холодный ветер гнал над ним пыль и скорбно завывал среди покосившихся древних колонн и развалин. Он развернулся головой к краю хранилища и, лежа ничком, стал вглядываться вниз.