Рафаэль Кардетти - Свинец в крови

Все произошло слишком быстро. Только-только я успел привязаться к человеку, а его у меня отняли. Я утратил смысл жизни. От меня уже ничего не зависело. А впрочем, разве от меня когда-то что-то зависело?

Внезапно я почувствовал сильный удар кулаком в левый висок. Поскольку ни к чему подобному я не готовился, я даже не попытался защититься. И вот, уже во второй раз за три дня, я грохнулся наземь в полубессознательном состоянии.

Перед тем, как сознание покинуло меня окончательно, я успел подвести итог. Алекс Кантор : 0, остальное человечество : 2. Достаточно почетный проигрыш.

Похоже, у меня вырабатывалась скверная привычка — получать тычки, не давая при этом сдачи. Даже у Фрезера в конце карьеры результаты бывали получше.

Оглушенный, я погружался в новое измерение, наполненное ослепительными красками. Все воспоминания прошлой недели смешались в неудобоваримый коктейль. Я летал как безумный среди каких-то разрозненных образов. Например, я пронесся мимо обнаженной груди Лолы и чуть было не врезался в идол «Кэмпбелл» работы Сэма.

Издалека, через окружавший меня разноцветный туман донесся утробный голос:

— Мразь! Чертов ублюдок!

Восковая мадонна со смешными крылышками открыла мне объятия. Я оттолкнул ее, даже не удостоив взглядом. Вдали я заметил соблазнительные бедра Сары Новак и устремился к ней. Я протянул руку к этому обворожительному видению, готовясь насладиться каждой частицей полицейской плоти.

Однако попка инспекторши внезапно исчезла. Кто-то схватил меня за воротник и поставил на ноги. Я приоткрыл глаза. Не настолько, чтобы сразу вернуться в безжалостную реальность. Но, увы, достаточно, чтобы узнать лицо стоявшего передо мной человека.

— Почему ты всегда ведешь себя как безмозглый кретин? — спросил Кемп.

Он изрыгал ругательства, багровея от злости. Его рука взмыла над моей головой. Я подумал, что он доведет дело до конца и проломит мне череп. Но он удовольствовался тем, что пригнулся к самому моему лицу.

Мои обонятельные каналы наполнились испарениями его духов. Он пользовался чем-то довольно вульгарным (по-моему, я узнал «Фаренгейт»), что прекрасно дополняло его облик.

— Что это была за чертовня с галереей позавчера? — прошипел он. — Я пришел на встречу и увидел кучу легавых. Ты вроде бы еще кого-то убил?

Я поспешил восстановить истину.

— Не я. Лола. А наречие «еще» представляется мне неуместным. В том, что касается убийств, я невинен, как Бритни Спирс.

Да, сравнение я подобрал неудачное. Наверное, лучше было бы упомянуть Мать Терезу или Жанну д'Арк, хотя в последнем случае мне могли бы приписать еще более воинственные наклонности. Впрочем, мои слова произвели должный эффект, потому что Кемп ослабил хватку.

Я рухнул как мешок. Мой затылок снова стукнулся о землю. Благодаря вмешательству провидения мне удалось не раскроить черепную коробку о бордюр какого-то надгробия. Но от этого боль в виске, куда меня ударил Кемп, не стала меньше.

Да, по части ударов милашка Томас мог соперничать с Максом Шмелингом. Не прошло и семидесяти лет, как Германия снова обрела тяжеловеса, достойного такого сравнения. Из осторожности я решил оставить свои соображения о его великолепных природных данных при себе.

Я с трудом поднялся. Я никогда не любил драк, в которых перевес сил был настолько не в мою пользу. В таких случаях сами собой напрашивались короткие переговоры.

— Спокойно, — сказал я на всякий случай. — Мы можем нормально поговорить?

— Я проверил счета Наталии за последние два месяца, — ответил мой добрый тевтонский друг. — Она не переводила никаких сумм, достаточных, чтобы купить твою картину. Зачем ты мне наврал?

— Ошибаешься. Видимо, ты что-то пропустил. На днях я покажу тебе счет. Он у меня в сейфе.

— Мать твою! — заорал Кемп. — Мне осточертели твои идиотские игры, Алекс. Если и дальше будешь продолжать в том же духе, то долго не протянешь. Ты плохо кончишь, я это тебе гарантирую.

Он сделал шаг в мою сторону, вид у него был угрожающий. Я попятился и наткнулся на какой-то памятник.

— О'кей, ладно... — произнес я, стараясь удержать равновесие. — Я все тебе объясню. Я хотел зазвать тебя в галерею, чтобы поговорить. Я не придумал другого предлога. Признайся, ты же клюнул. А если подумать, это же было забавно, правда?

— Нет.

Ладно, согласен, Кемпа эта выдумка позабавила меньше, чем меня. Но, насколько я знал, его чувство юмора нельзя было считать эталонным. Если кто-то собирал компанию, чтобы повеселиться, о нем вспоминали в последнюю очередь. Его присутствие часто просто замораживало людей.