Владимир Кашин - По ту сторону добра

— Нашла утром… Точно не помню, кажется, на третий день после смерти Бориса Сергеевича.

— А не на следующий день?

— Что вы — на следующий день я света божьего не видела!

— Вы его разыскивали?

— Нет… Думала, загулял. Кот есть кот. Я случайно наткнулась…

— Где?

— Во дворе, за железной бочкой…

— Пройдемте, покажете.

Коваль помог женщине сойти вниз по ступенькам. В десяти метрах от домика находился небольшой деревянный сарайчик, почерневший от времени и непогоды. Одичавший виноград заполз на его невысокую крышу и зелеными космами свисал с боков.

В сарайчике были только пустая полочка для инструмента и старенький насос, которым Залищук после долгой возни мог накачать воду в ржавую железную бочку, стоявшую во дворе. К ней через вырезанную в стене сарайчика дыру тянулся резиновый шланг. Сейчас на дне бочки Коваль увидел лишь немного заплесневевшей рыжей воды.

— Где лежал кот?

— Вот здесь, где мокро.

— У вас всегда здесь лужа?

— Когда Боря качал, наливалось вокруг бочки, шланг старый, растрескавшийся. Да и сама она с дырочками, вода вытекает и стоит в ямке.

— Вы уверены, что Бонифаций сдох от яда?

— Ах, Дмитрий Иванович, не сдох, а умер… Он имел душу и был словно ребенок.

— Может быть, просто заболел? — не стал спорить Коваль о формулировке.

— Не знаю… В тот последний вечер игрался, прыгал мне на колени, даже на стол пытался влезть. Когда возвратились из сада, я прогнала его, потому что он все же забрался на стол и перевернул стакан.

— Не помните, чей?

— Нет, слава богу, пустой… Я сначала подумала: возможно, какой-то зверь его задушил. У нас бегают ласки, и лисицу видели… Глядите, как истоптана трава под яблонькой. Не дрались ли они здесь?

— А может, катался ваш Бонифаций от боли… На нем были раны?

— Не смотрела… Он уже начал пахнуть, когда нашла. Жара-то какая. Попросила похоронить его.

— И где закопали?

— На огороде.

Они прошли по заросшему сорняками огороду, и женщина показала на расчищенный под забором пятачок, на котором возвышался свежий холмик песчаной земли.

— А что решили с дачей?

— Не знаю. Возможно, продам.

— Покупатели есть?

— Найдутся… Но еще должна судиться с Олесем.

Коваль прокашлялся, закрывая рот ладонью. Проклятый «Беломор» все чаще напоминает — пора избавиться от плохой привычки. Но при мысли, что когда-нибудь все-таки придется отказаться от курева, почему-то еще сильнее хочется вдохнуть дым, и Коваль торопливо полез в карман.

Кто знает, видел ли в эту минуту подполковник Таисию Григорьевну, сад, гладиолусы — весь окружающий мир. Какая-то новая, еще не очерченная достаточно мысль осветила его напряженное лицо. Механически вынул из пачки папиросу и сунул ее в рот не мундштуком, а табаком. Выплюнул табак.

— Что? — переспросил.

— Еще придется судиться с Олесем, — вздохнув, повторила Таисия Григорьевна.

— Претендует?

— Приходил, ругался. Сказал: через полгода, когда войдет в законные права, выдворит меня отсюда.

— Это еще надо продумать, — ответил Коваль, лишь бы не молчать — он ломал голову над новой догадкой.

— Да, в конце концов, без Бори зачем она мне, — женщина тяжело вздохнула. — Комната у меня есть… А там, кто знает, может, и ее брошу…

— А где жить? — Подполковник потер пальцами лоб, словно ловя ускользающую мысль.

— Пока еще не знаю, ничего не знаю, Дмитрий Иванович. Возможно, к Катеньке поеду…

Коваль чуть не присвистнул. И вдруг спросил:

— Бонифаций ваш выпивохой был?

Таисия Григорьевна не поняла его.

— Что вы спросили?

— Любил вино Бонифаций? Может, Борис Сергеевич приучил?

— Нет, нет, что вы!

— А чего он так на стол карабкался, даже стакан перевернул? Мясных и рыбных блюд на столе не было?

— Нет. Только сладости, которые привезли Катенька и Андрей Гаврилович.

— Вашей сестре, кажется, стало нехорошо в тот вечер?

— Да. У нее разболелось сердце. Когда Боря отчитывал Андрея Гавриловича, она нервничала.

— Ей нужна была помощь?

— Андрей Гаврилович сам врач. Он и занялся ею. И дочь тоже…

— Она что-нибудь принимала? Какие-нибудь лекарства?

— Не припомню…

— А валерьянки вы ей не давали?

— Ой, давала! Точно! Нашла ей валерьянку.

— В рюмку накапали?

— Рюмки у нас давно поразбивались, — грустно улыбнулась Таисия Григорьевна.

— Возможно, пролили на стол или осталось на стакане… Коты дуреют от запаха валерьянки… А тот пузырек сохранился?

— Есть. Если не всю выпила. Сейчас посмотрю.