Андрей Гаврилович сам позвонил через два дня. Голос у него теперь был звонкий, как в молодости. Он просил прощения и разрешения встретиться. Сказал, что провел эти дни в архиве Партизанской комиссии и выяснил, что отец его и в самом деле служил в полиции по заданию партизан. Он благодарен ей на всю жизнь за принесенную весть.
Кэтрин согласилась на свидание. В этот раз Андрей Гаврилович не возражал против гостиницы, и они договорились встретиться вечером в вестибюле.
* * *
…Миссис Томсон сидела в кресле в холле гостиницы и старалась не смотреть на входную дверь. Заставляла себя разглядывать большие темно-коричневые, из искусственной кожи кресла, стоявшие под стеклянной стеной, декоративные растения в замаскированных бочечках, маленькую стрельчатую пальму. Потом перевела взгляд на длинный высокий барьер, за которым сидели несколько сотрудниц гостиничной администрации и толпились люди, ожидая свободных мест. Она утопала в глубоком кожаном кресле, и ей казалось, что, когда нужно будет, не сможет сразу выбраться из его толстого засасывающего чрева.
Она и желала, и одновременно не хотела видеть Андрея таким, каким он стал теперь; боялась, что разрушится образ, отложившийся в памяти. А в глубине души — и в этом она не хотела признаться себе — прятался страх: какой покажется ему она и, самое главное, сможет ли оправдать то, что произошло в их жизни, объяснить, что ее вины в этом нет.
Миссис Томсон то и дело поправляла рукой коротко подстриженные волосы, осматривала себя, теребила кулончик на груди и лихорадочно обдумывала то одну, то другую фразу, которую произнесет при встрече…
Андрей Гаврилович явился неожиданно. Кэтрин уже перестала бороться с собой и не сводила глаз с входной двери.
И все же прозевала его. Заметила лишь тогда, когда врач, держа в руке свежую розу, остановился перед креслом. Широкий в плечах, седой, с изрезанным морщинами лицом. Нет, не Андрей. Хотя глаза у него блестели по-юному, Андреем назвать его не могла, только Андреем Гавриловичем, потому что того, кого ждала, он напоминал очень приблизительно.
Доктор несколько секунд вглядывался в нее, словно узнавая и не узнавая свою бывшую Катрусю. И она под этим его пытливым взглядом вдруг остро почувствовала, что тоже очень постарела, и в первое мгновение даже пожалела об этой встрече, будто развеяла ею какую-то очень дорогую для обоих, теперь бесповоротно утраченную мечту.
Андрей Гаврилович поклонился. Потом, набрав в грудь воздуха, глухо произнес:
— Здравствуй…
Миссис Томсон еле поднялась к нему из кресла. И вдруг что-то очень знакомое, живое, задиристое промелькнуло в глазах этого пожилого человека. Вскрикнув: «Катруся!» — так, что на них обернулись, бросил розу на освободившееся кресло и неуклюже, по-медвежьи обнял ее.
— Жива, выходит, жива! А я все не верил, когда позвонила!.. Все не верил, пока вот сам не увидел, — скороговоркой бормотал он. — Ну, слава богу. Это же самое главное! Это же просто чудесно, что жива!..
Разочарование Кэтрин стало будто не таким острым, как в первый миг. Почувствовала, что ей не придется много объяснять Андрею, что он, в конце концов, тот самый, которого когда-то любила. У нее тоже был свой камень на душе, и Андрей — единственный человек, кто мог все понять, все ей простить и снять этот камень.
— Но ведь и ты, слава богу, жив! — будто в чем-то обвиняя, сказала она, и на глазах у нее выступили слезы.
…Они разговаривали стоя около кресла, на котором лежала забытая роза, перескакивая с одного воспоминания на другое, Андрей Гаврилович вдруг предложил.
— Да чего мы тут стоим, Катруся?! Идем куда-нибудь.
Миссис Томсон побоялась пригласить его в гостиничный номер, потому что в любое время могла вернуться дочь, которая пошла куда-то со знакомыми туристами.
— А не пойти ли нам в ресторан? Ты ужинала?
Кэтрин кивнула: то ли в знак согласия, то ли подтверждая, что ужинала, — но он уже тянул ее за руку, словно не солидный мужчина, а счастливый юноша. Глаза его блестели, с лица не сходила улыбка.
Ресторан встретил их шумом оркестра, топаньем танцующих, и Андрей Гаврилович пробурчал:
— Эге, поговоришь тут, под такой грохот… Все наслаждение пропадает от ресторана, когда гремит над головой. — Он словно извинялся перед Катериной за неразумных музыкантов. — У вас в Англии тоже такое в ресторанах делается?
— Бывает всякое, — усмехнулась миссис Томсон. — Такое, что вам тут и не снится! — добавила, не вдаваясь в подробности.
Читать дальше