– А вы представляете себе, как Авдохин стал бы расплачиваться этими деньгами? Как принес бы их в школу, в сельпо, – это в селе, где каждый знает о случившемся грабеже, о том, что Авдохин – первый на подозрении, что хата у Авдохина почти без крыши, а дети от снега до снега бегают босиком…
– Корову же он продал? Вот и объяснение.
– Авдохин – пьяница и жулик, но жулик мелкий, – сказал Щетинин, расстегивая пуговицу на воротнике рубашки. (И как это Муратову не жарко – сидит в полной форме, в суконном кителе… Окна закрыты – боится сквозняков. И чтоб мухи не налетали. А их вон сколько… Одна даже в графине с водой…) – На крупное он не способен… Для крупного дела нужен особый размах, фантазия. Да кроме того, он достаточно сообразительный человек, чтобы понимать, что после всех угроз и скандалов, какие он устраивал Извалову, подозрение прежде всего падет на него и воспользоваться деньгами ему не придется – не дадут. Если бы уж так привлекли его деньги, если бы уж так они ему были важны – он бы скрылся, бежал с ними… а он – нет, остался в селе, не пытался никуда бежать, ни до ареста, ни после, хотя в обоих случаях возможность у него была полная! Обыск у него в доме окончился безрезультатно, а главное, в ночь с восьмого на девятое Авдохин пьянствовал с Курочкиным, в его доме, и спал пьяный на лавке с десяти вечера до восьми утра…
– Да, вот это – в его пользу… – протянул Муратов, как бы даже с сожалением, что это обстоятельство наличествует в деле и мешает замкнуть круг на фигуре Авдохина. Он открыл папку на тех страницах, где были показания собутыльников Авдохина, и вновь перелистал их.
– Курочкин Иван… Курочкин Василий… Копылов… Лесник? Дроботов, совхозный рабочий. Еще Дроботов – Леонид… Братья, что ли?
– Отец и сын.
– Так. Голубятников Матвей… По какому поводу пили?
– Голубятников в вещевую лотерею пылесос выиграл. Взял деньгами.
– Конечно, самогонку пили?
– А то что же.
– Надо, надо самогонщиков покрепче прижать! – постучал Муратов карандашом по столу. – Либеральничаем. За мелочь считаем. Садовое – самое неблагополучное по самогону место. Надо участковому напомнить. Почему материалов на самогонщиков не подает?
Искоренение пьянства было больной идеей Муратова. Сам он не пил ни по каким случаям – ни на праздники, ни в дни свадеб и рождений, не понимал, как это пьют другие, что находят в вине, и, была б его воля, он совсем бы изъял вино из употребления, разрешил бы торговать только морсом и квасом.
– Тоська где? – спросил он, скосив на Щетинина взгляд из-под очков.
– В город переехала. К сестре. Живет с ней в общежитии, улица Труда, восемнадцать. Принята на молокозавод. Счетоводом.
– Давно?
– Переехала с неделю назад. Работает с пятницы.
– Информация к тебе идет хорошо, – одобрил Муратов. – Ты Тоську из виду не теряй, надо быть в курсе всего. Чтоб каждый ее шаг был на учете. В этой линии много еще, много туманного… Надо в ней еще покопаться… поискать, поисследовать.
– Копаюсь, ищу… Сколько уже копались!
– А вот увидишь – только через Тоську и выйдем на преступника… Если не Авдохин, так только она.
Муратов стал подробно излагать, что, по его мнению, следовало предпринять для разработки версии, в которой главной фигурой была Тоська, или Таисия Куприяновна Логачева, бывшая заведующая сберегательной кассой в селе Садовом. Щетинин слушал молча, время от времени вытирая шею и лысеющую голову платком. Муратову казалось, что он предлагает что-то новое, но ничего нового в его предложениях не заключалось, он только иными словами излагал то, что уже говорилось раньше и было уже в том или ином виде предпринято и испробовано.
Щетинину стало скучно. Он отвечал Муратову устало, немногословно, без интереса. Ничего не мог Муратов ему подсказать, ничем не мог помочь. И дело он знал хуже, чем Щетинин, который занимался им непосредственно с первого дня, и думал над ним меньше. Все, что он говорил и предлагал, Щетинин передумал сам уже десятки раз. Десятки раз под самыми различными углами, куда более углубленно, чем Муратов, рассматривал он материалы дела, придирчиво анализируя все факты и фактики, даже самые мельчайшие, микроскопические, – и по отдельности, и в совокупности с общей картиной… Сколько провел он бессонных ночей, сколько было у него вспышек энергии, когда казалось, что – вот она, разгадка, найдена, а потом оказывалось – нет, снова мимо, мимо…
Муратов, хотя и бодрился, заставлял себя быть энергичным, напористым, кажется, тоже, как и Щетинин, понимал, что следствие зашло в тупик, топчется на месте…
Читать дальше