Райдо Витич - О чем поет ночная птица

Рус руки в карманы сунул, к стене прислонился:

— В смысле, ящик водки уже в рюкзаке.

— Обижаешь — пиво, старичок, только пиво.

— На завтрак?

— На весь день. Остальное возьмем у природы. Ну, что встал-то? Шевелимся, Рус, шевелимся!

Двинулся на кухню и остановился, смолк, увидев выглядывающую из-за угла кухни симпатичную незнакомую мордочку с улыбкой до ушей.

— Здрассте! — мурлыкнула Вита и натянула до подбородка ворот рубашки Зеленина, пытаясь скрыть радужную улыбку. Выглядела она в ней сущим дитем.

До Леонида стало доходить, что с рыбалкой он погорячился. Поздновато он с этим к другу — русалка у него уже поселилась.

— Э-э-э, — протянул, чтобы занять паузу.

Вита засмеялась — Леня явно ей нравился и вызывал ассоциации с клоуном. Зеленин молчал, стоял и смотрел на пантомиму друга и Виты. Она радовалась, она была счастлива и тем словно оправдывала его, немного, но успокаивала, снимая грамм тяжести с души.

Она как котенок, пугающийся собственной тени, играющий с собственным хвостом — была столь же наивна, беззащитна и себе на уме. Какие процессы происходили в ее голосе, было загадкой для Руслана. Отчего одного принимала, другого сторонилась, над чем смеялась и что ее огорчало — невозможно было понять. Но это было творением его рук, результатом его поступка. Он убил человека и породил дитя, за которого теперь нес ответственность не только как за ребенка, больного, но и любимую женщину. Одного пункта хватит, чтобы его груз раздавил. Выдержит ли Рус все пункты, в добавок к тем, что уже имел? Он не знал, но четко понял, что имея возможность выбрать с чем и каким путем идти — выбирать не станет.

Вита засмеялась, обходя растерянного Леонида — ее веселила ветровка, колорит цветовой гаммы: широкая желтая полоса на спине и тонкая по плечам на фиолетовом фоне и красный треугольник на груди из которого, выпучив глаза от такой радости, пыталась выбраться белка.

Девушка засмеялась, узрев тисненную морду.

— Старик? — выгнул бровь мужчина, взглядом ища спасение у друга.

Зеленин молчал — его заботило одно, Иванова другое и их интересы не могли пересечься.

Девушка запихнула края рубашки, укутавшись в нее и, с лучистой улыбкой сообщила в лицо мужчины, будто страшную тайну ему доверила:

— Мы ходили в кино!

— Ага? — моргнул. В глазах чертенок мелькнул, зыркнул в сторону Руслана: и только? Или ЗАГС следующим пунктом? Трамваи еще туда не ходят, да, старичок?

— На "Не могу сказать прощай!"

— Новый блокбастер, что ли? — озадачился. — Где идет?

— В «Кировце»!

— Где?! — мужчину малость перекосило в попытке отыскать кинотеатр, который три года, как снесли.

— В парке!

— В каком? — Леня даже отпрянул — парк вовсе не складывался с почившим кинотеатром и неизвестным ему фильмом.

— Не знаю. Мы там лебедей кормили.

До мужчины начало доходить. Нахохлился и уставился на друга: ты в своем уме? Понял хоть с какой телочкой связался?

— Один белый, белый, другой черный — они пара. Изумительно, правда? Такое удивительно гармоничное сочетание.

— Ага, — бросил мужчина, проявляя вежливость.

Зеленин отлип от стены и пошел на кухню:

— Пошли кофе пить, — бросил, между прочим, проходя мимо друга. Тот перехватил его и требовательно заглянул в глаза. В ответ Руслан отвел взгляд и скинул руку.

— Эта не та история, из-за которой ты симку поменял? — спросил Иванов тихо в спину. — Неприятность неслабая, согласен…

Руслан ожег его взглядом, упреждая дальнейшие словоизлияния в подобном контексте и, Иванов прикусил язык, задумался, сообразив, что опять что-то пропустил и не туда полез. Молча расположился за столом, сложив руки и с некоторым испугом пытливо поглядывая на парочку. Рус хотел накрыть на стол, Вита активно ему мешала, бродя за ним как хвостик.

Он к холодильнику — она за ним. Он пытается масленку взять, она ему пельмени подает. Он нарезку салями — она пакет вишни. Минут пять по кругу с удивительным для Руса терпением. Ни взглядом, ни жестом, ни словом не выказывая раздражение — не глядя, забирал из ее рук поданное и убирал обратно.

Когда на столе все же появилась упаковка нарезки и масленка, девушка схватилась за нож, желая нарезать хлеб, но был настолько мягко и ненавязчиво отстранена, что Иванов вовсе растерялся, не зная, что думать. Он не узнавал своего друга, не мог придумать причину, по которой он терпит ненормальную. Симпатичная? Да, Бог мой, и не такие водились и точно так же — выводились, без всяких реверансов: тебе налево и прямо, милая.