Петр Северцев - Приезжий

Уже через полчаса я сидел в простужено кашляющем «москвиче» и смотрел на часы. Мои командирские показывали начало двенадцатого. Вся вылазка заняла полтора часа. Отличное время. На рекорд не тянет, но зато осталась пара часов на сборы и звонок в лабораторию.

Дома холодало. Для коммунальщиков зима, как всегда, стала сюрпризом. В батареях жизнь еле теплилась. Пришлось добывать из-под груды газет в кладовке обогреватель. Установив это чудовище в гостиной и включив его в розетку, я обреченно вздохнул. Теперь к и так нехилой нагрузке на сеть прибавиться киловатт шестьсот. Приятеля я выключал лишь в особых обстоятельствах, обычно он работал круглые сутки. А проводка у нас настолько старая, что просто местами осыпается. Впрочем, можно выключить холодильник. Ну не люблю я холода, не люблю. Уж проще голодать.

В комнатке Приятеля было тепло, он ее грел, так сказать, своим телом. Поэтому я пришел туда выпить чаю и позвонить. В лаборатории довольно долго не брали трубку.

– Что там у вас? Спите в оглоблях! – раздраженно пробормотал я в свой сотовый. – Ау, кто-нибудь меня слышит?!

Долгие гудки наконец сменились чьим-то голосом:

– Алло, да, слушаю вас!

– Кириленко к телефону позовите, пожалуйста.

– Я уже у телефона, – саркастически сказал мой старый знакомый. По моему, такое количество сарказма в нем накопилось за то время, пока он носит свое имя. Безумные родители подошли к этому чересчур творчески, и назвали его Освальдом. Он очень неохотно представлялся.

– Здравствуй, Вадик. Как жизнь?

– А, это ты, старая перечница? Цел еще? Ничего тебе не отстрелили? Рад тебя слышать!

– Слушай, ученый, мне тут надо кое-что на вшивость проверить. Без твоей помощи не обойтись.

– Опять дрянь какая-нибудь? И где ты ее находишь? Нет бы что приличное хоть раз притащил!

– Так приличное ты ж не любишь! А то, что гадость, это точно. Дурь, скорее всего, какая-нибудь.

– Ладно. Только сегодня не могу. Давай завтра, к вечеру, встретимся. Отдашь мне свою дрянь.

– Лады. Где встречаемся?

– Да ко мне подъезжай. Посидим, выпьем чего-нибудь.

Освальд – единственный, для кого я делаю исключение из своих правил насчет спиртного. Когда я еду к нему, то спиртное у меня обязательно есть. Лучше всего водка. Освальд не алкоголик, он, пожалуй, единственный из моих знакомых, который превратил питие спиртных напитков в искусство, а это искусство довел до совершенства.

– Водка ваша – закуска наша! – попрощался со мной Освальд.

Он не имел отношения к милиции, точнее, сейчас он работал в частной биохимической лаборатории. Пиявками, что ли, они занимаются. Брр! Но учился на судмедэксперта, и старых навыков не растерял.

Отключив сотовый, я некоторое время задумчиво смотрел в монитор. На нем неторопливо плыли экзотические рыбы. Рыбы выглядели совсем как настоящие. Лениво шевелили плавниками и изредка пускали пузырьки. Если присмотреться, в пузырьках можно было рассмотреть какие-то буквы. Английские, похоже. Вот это уже Приятель сам изобрел. Любимое его развлечение. Иногда мне кажется, что Приятель уже больше, чем машина. Но я стараюсь не давать волю воображению – слишком сложно судить о таких вещах, если ты, конечно, не господь бог и не идиот.

Информацию о том, что мне подкинули наркотик в машину он воспринял равнодушно – просто как еще один факт для размышлений. Высветил мне вчера на мониторе просьбу не беспокоить, и выпал из реальности. Теперь в его гениальных электронных мозгах оказались и симпатичный администратор Ирина Викторовна Ярославская, которую я надеялся увидеть сегодня, и пока незнакомый Леня с нетрадиционной ориентацией.

Пришлось на сегодня еще раз позаимствовать БМВ. Без семи минут три я уже второй раз проезжал перекресток Волгоградской и Столичной – парковка здесь была запрещена.

Ирина уже была там. Она стояла около ограды ТГУ, глядя на проеэжающие мимо машины. Приталенное пальто коричневого цвета и такого же цвета берет шли ей чрезвычайно. Я осторожно притормозил чуть подальше и нажал на клаксон. Увидев, что она подходит к машине, открыл дверцу. Машину наполнил аромат духов, несильный и горьковатый. Ирина села на переднее сидение, обаятельно улыбнулась. На ее беретике таял снег.

– Я в восхищении! – притворяться, говоря это, мне не пришлось ничуть. – Очень рад вас видеть.

– Вы тоже ранняя пташка! – она не ответила на мой комплимент, но улыбнулась еще раз.

Сегодня она выглядела значительно веселее. Глаза у нее оказались не черного, как я подумал вчера, а густо-карего цвета.