Ольга Тарасевич - Белые дни

Бывший тоже заботливым притворялся, – не без удовольствия я смотрела на красивое напряженное лицо следователя. Он явно волнуется в ожидании ответа. Что ж, помучаю его, отыграюсь за девушек, которых он наверняка бросал без всякого сожаления. Если бы не труп, я бы, конечно, не согласилась с ним встретиться. Но вдруг он мне расскажет о том, как продвигается расследование? Наглая тварь – дама опасная, а я слабее, и я одна…

– Спасибо за приглашение. С удовольствием его принимаю. – Улыбка, подозреваю, у меня вышла резиново-неискренняя. – Как это все неожиданно!

Он просиял, словно мальчишка, получивший вожделенный футбольный мяч. И, кажется, начисто забыв от счастья о моем существовании, выбежал из квартиры, стал разговаривать с каким-то мужчиной, стаскивающим резиновые перчатки.

Закрыв за следователем дверь, я бросилась в зал. Покрывало, в которое было завернуто тело, исчезло. Балконная дверь оказалась закрытой. К окну, кажется, никто не прикасался – оно по-прежнему распахнуто.

Как же неприятно осознавать, что по твоему дому кто-то шарил. Наверное, мне не стоит здесь ночевать – а вдруг грудастая разлучница, сделав слепки с моих ключей (замок ведь не поврежден! Я только что открывала дверь своим комплектом), соберется ночью решить вопрос радикально?! Ну уж нет, не хватало мне только помереть в серо-сиреневой дымке противной белой ночи…

Выйдя из квартиры, я с особым вниманием закрыла дверь (ключ провернулся легко). А потом поинтересовалась у стоящего возле трупа следователя:

– Дмитрий! Я могу идти на работу?

– Конечно, – он весело подмигнул. – Я же говорил, вы можете быть свободны! – И все-таки не удержался, выдал нашу страшную тайну своим коллегам: – Но только до вечера. Я позвоню!

– Ох, девка, в рубашке ты родилась. Днем позже бы приехала… То есть, выходит, не приехала бы, уже неживая была бы. С такими проблемами – это вообще чудо, что до сервиса добралась. Тут такое дело – первый столб должен был быть твоим. Не жалеешь ты себя совсем! О чем только думаешь!

Мастер у меня такой: все время морали читает. Впрочем, не без оснований, есть повод – я знаю, что в автомобиле имеются руль, педали сцепления, газа и тормоза. Две последние я иногда путаю. Механик никогда не был в восторге от моей манеры вождения, и я с ним полностью согласна. С автомобилем у нас, безусловно, нет понимания. И такая женщина, как я, за рулем – действительно мартышка с гранатой и перманентная угроза безопасности дорожного движения. Но должен же кто-то отвозить малышек на дачу! Я после развода намекнула бывшему, что нам надо помочь, из меня ведь шофер тот еще. А он напомнил мне о наличии собственного водительского удостоверения и великодушно оставленном ведре с гайками, на котором прикреплена ржавая табличка «Жигули». Но, в конце концов, это не так уж и плохо. Вон, когда наша секретарша Светочка со своим козлом разводилась, он не то что ей авто не оставил – даже кастрюли потребовал разделить. Всегда рядом есть те люди, которым повезло еще меньше, чем тебе. Я стараюсь ценить то, что у меня есть. Лучше думать о хорошем, чем грустить…

– Иванович, ну не ворчи. – Моего мастера лучше заранее успокоить, иначе он как разорется, начнет перечислять все то, что я в авто сломала. – Запчасти, которые пришлось заменить, конечно же, оплачу. Когда я тебя с денежкой обижала? Сколько скажешь – столько дам, я же все понимаю. Езжу я отвратительно, сцепление сожгла, бампер поцарапала. Мадам паркуется по звуку. Знаешь такую поговорку? Так вот, это про меня.

Во взгляде автослесаря, обычно алкогольно-просветленном (интересно, как он автомобили при таком образе жизни умудряется ремонтировать? А ведь даже подшофе работает отлично – без него моя машина уже давно развалилась бы), промелькнула досада.

– Ох, ду-у-ура! Какое сцепление! При чем тут бампер! – Он негодующе махнул каким-то длинным узким инструментом, может, отверткой. – Ты соображалку свою включи! Тебя убить хотели! Шланг от бачка с тормозной жидкостью подрезан. Еще день – и ты бы в аварию попала. Смотри. – Иванович обошел мой местами уже конкретно прогнивший лимузин, поднял капот. – Видишь?

– Вижу, – я с готовностью кивнула. Все, что находилось под капотом – какие-то баночки, проводки и большой закопченный прямоугольник (Иванович, помнится, называл его двигателем), я и правда видела отлично. – Только мне не очень понятно, для чего оно все нужно. И еще я очень боюсь, Иванович. Мне же умирать нельзя, понимаешь? Дети у меня, мама их не поднимет…