Я этого ожидал, был готов. Но теперь, столкнувшись с неведомой опасностью, иначе смотрел на вещи. Каждый мой ход грозит ошибкой, непоправимой и жестокой.
Только не выдать себя — это главное! Дактилоскопические пробы — и ничего другого, я весь поглощен ими!
Руки автоматически делают свое дело. Просветление, следы, фиксация, отпечаток, просветление… Вопросы возникают в сознании один за другим. За Маноловым наблюдали, может быть и за мной установлена слежка? Почему? Есть ли тут связь с его смертью? Обстоятельства ее и без того весьма подозрительны.
Я просто не в состоянии сейчас на них ответить! Но лучше пока оставаться просто инспектором, тупым, ограниченным формалистом, охваченным досадой, выискивающим дактилоскопические отпечатки. Ничего другого себе не позволять, ничего!
Я пересаживаюсь, подо мной скрипит сиденье, неловко провожу рукой по приборной доске и с нее со звоном падает несколько осколков. Пора уже вылезать из машины. Кладу на место лупу, закрываю “дипломат”. Ручка дверцы, наполовину обломанная, цепляется за рукав рубашки и он трещит по шву.
Выбираюсь наружу и рассматриваю рукав. Конечно же, так и надо, получай по заслугам, глупый формалист, за неуемные старания. Тот, кто, возможно, следит за мной, наверное, ухмыляется. Но я пока в безопасности, ведь тупой и ограниченный инспектор не может никому причинить беспокойства.
Все идет как надо. По внутренней лестнице спускается Кольмар. Щелкнув каблуками, подает мне листок.
— Прошу вас, господин инспектор!
Все эти титулы меня утомляют, но над тем, как их упростить, подумаю потом. А сейчас с серьезным видом углубляюсь в чтение.
Кольмар будто заранее знал — всего таких машин в городе восемнадцать. Я благодарю его за аккуратность и над мушкетерской бородкой расплывается улыбка. Что ж, каждому приятно услышать похвалу за хорошую работу!
— Не было времени снять все отпечатки, — обращаюсь я к нему. — Завтра продолжу. А сейчас мне хотелось бы взглянуть на жилье доктора Манолова. Это удобно?
— Конечно, господин инспектор! Вы не поранились? — участливо спрашивает Кольмар, заметив мой порванный рукав.
— Пустяки! Служба требует жертв!
Хорошо получилось, банально до смерти, как оно и требовалось. Тот тип, небось, опять посмеивается, ведь сказано-то как — “Служба требует жертв”!
Надеваю пиджак, запираю решетку, а ключ кладу в карман. Кольмару все это кажется нормальным, ведь завтра утром я продолжу здесь работу.
Мы покидаем здание комиссариата и через несколько минут уже едем на такси по улицам Кронсхавена. Я безмятежно гляжу в окно автомобиля на незнакомый вечерний город, но внутренне полон тревоги. За Маноловым следили, так что нужно ожидать самого худшего. Но почему? Из-за важности его исследований? Или связь между фактами иная, прямо противоположная тому, что мне известно?
Нужно взглянуть на все со стороны, ни в коем случае не торопиться. Один факт, сам по себе еще ничего не значит.
На улицах пока множество людей, в залитых разноцветным сиянием витринах искусственными улыбками скалятся манекены. Шумные студенческие компании толпятся на перекрестках у светофоров. Слышно нестройное пение и обрывки транзисторных мелодий.
Этот город как будто разделен на этажи. Внизу, на улице, расположены магазины, конторы солидных фирм и банков, неоновые вывески ресторанов. Полоски света, разорванные на желтые, синие, оранжевые куски и кружки, манят к себе и притягивают. На низком парапете фонтана вплотную друг к другу сидят длинноволосые хиппи в ярких рубахах и мятых брюках. Такси проносится буквально в нескольких сантиметрах от их босых ног, обутых в сандалии. Но они никак не реагируют.
Это — улица. Не разноликая и шумная южная улица, которую я так люблю, а северная, сдержанная и спокойная. Но и у нее есть свое очарование. Оно в атмосфере старины, в годах, напластившихся на углы строгих зданий, на маленькие скверы с позеленевшими бронзовыми памятниками, на барельефы с крупным готическим шрифтом, украшающие здания.
Так она выглядит. Может быть, в чем-то лицемерная, не сопротивляющаяся засилью секс-шопов и сомнительных подвальчиков, ярко накрашенных девиц на углах темных переулков. Но у этой улицы свой, особый облик.
“Манолов! За ним следили!” — эта мысль не выходит из головы, сколько ее ни гони. Не нужно сейчас об этом думать, нельзя пороть горячку. Так недолго и ошибиться, поддавшись первому чувству. Сейчас я — всего лишь инспектор, с любопытством взирающий на незнакомый северный город.
Читать дальше