– Не собирались что? Душить ее?
– Я только хотела поговорить с ней. Попытаться объяснить… Она закричала, чтобы я ушла. Повернулась ко мне спиной, начала по мобильнику вызывать полицию. Я не знала, что делать…
– Не знали, что делать, оставалось только убить. Вы оказались в тупике, верно? Давайте я вам расскажу, как вы это сделали. Очень легко. У вас всегда на шее шарф, верно? Пластическая хирургия не помогла. Вы его сняли, и ее им задушили, – высказал я свою догадку.
У Барбары задрожали губы, в ее огромных глазах заблестели слезы.
– Бедная Линда, – громко заявил Кортни, как будто только сейчас проснулся. – Я ее очень любил. Она была для меня как дочь.
У него был гулкий голос, хриплый с перепоя, а эти слова прозвучали, как заранее заготовленная речь. Пьяные слезы потекли по его одутловатому лицу.
– Лучше бы Джемму оплакивали, свою родную дочь, которую бросили, – сказал я ему.
– Думаешь, я ее не оплакивал? Думаешь, я не жалел каждый день о выборе, который сделал?
– Джемме Гранд нужна ваша помощь. Вы знали, где она живет? В той дыре у канала. И ничего для нее не сделали?
– Я принял меры, чтобы ей помочь, когда умру, – признался Кортни. – Я бы давно для нее что-нибудь сделал, но мне эта женщина не давала, эта Барбара Доусон, Барбара Лэмб, а может, лучше сказать так: Барбара Халлиган. Потому что Питер говорил правду, Барбара – Халлиган.
Барбара подняла голову и посмотрела на Кортни, ее залитое слезами лицо исказила боль. Кортни пересек комнату и присел рядом с ней.
– Да, мы все об этом знали. Барбара Лэмб, незаконная дочь старого Джорджа Халлигана. Потому она и была такой неуправляемой, потому и разрешала она себе больше, чем остальные святоши у нас в Виллас. Она позволяла себя трахать, когда остальные не разрешали даже поцеловать. Причем в глубине души, при такой внешности, она была порочна. И сейчас такая. Если это есть в крови, от этого никуда не денешься.
Был такой момент, когда я понял, что сейчас произойдет. Но слишком поздно. Время как бы повернуло вспять, и лицо Барбары Доусон снова стало залитым слезами лицом ребенка, болезненно переживающего очередное унижение; и в этот момент путь Барбары от Фэйган-Виллас до вершин Каслхилла закончился, и она вернулась назад, прямо туда, откуда его начинала.
Барбара Доусон выстрелила в Кеннета Кортни три раза. Первые две пули попали ему в грудь, третья в горло, кровь брызнула фонтаном из его затылка. На пол он упал уже мертвым.
Она поднялась и повернулась ко мне, губы ее запеклись:
– Он все наврал, – она трясла своей прекрасной головой. – Наврал, наврал, наврал.
Она все повторяла эти слова, отрицая позор, отрицая – что? Свое рождение? Свою судьбу? И твердила одно: «Наврал, наврал, наврал».
Уже второе утро подряд от холмов Каслхилла эхом отдавались сирены полицейских машин. Я поднялся и направился к двери.
– Ты куда? – спросила она.
– Домой, – ответил я уже от дверей холла.
– Я – Барбара Доусон, я у себя дома, – объявила неизвестно кому Барбара. – Я – Барбара Доусон. Это мой дом.
Я услышал выстрел, но не остановился. Послышался приглушенный шорох, как будто на пол падает пальто. Я прошел через холл, увешанный портретами воображаемых предков Барбары, и вышел через парадную дверь в туманный светлый день.
Там оказались все: из Сифилда – инспектор полиции Рид и сержант Доннли, из НОУР – инспектор О'Салливан и сержант Джерати, немыслимое количество полицейских. Они только мельком глянули на дом, и тут же обнесли его лентой. Ожидая прибытия технических служб и патологоанатома штата, мы стояли в палисаднике, и я отчитался за все, что произошло. Только не рассказал о своей встрече с Джорджем Халлиганом. Джерати то и дело прерывал меня, стараясь так повернуть мои слова, чтобы я оказался виноватым, пока О'Салливан не приказал ему заткнуться, пока Дэйв Доннли не дал ему в морду. После этого Джерати довольствовался тем, что хмурился и строил мне пугающие гримасы. После того, что я пережил, гримасы Майлса казались мне детскими страшилками. Когда я все сказал, двум полицейским поручили отвезти меня в полицейский участок Сифилда, где я должен был подать официальное заявление. Инспектор полиции О'Салливан, на котором крупными буквами было написано «начальник», заверил меня, что я получу любую необходимую консультацию. Для Майлса Джерати это было уж слишком, и он негодующе зафыркал:
– Консультации? Лучше бы хорошенько врезать ему сапогом по заднице.
Читать дальше