Илья Деревянко - Полнолуние

– Ха-ха-ха, ну уморил! Молодец! Теперь я. В кабинет врача входит трясущийся пациент и сразу же агрессивно заявляет: «Только не говорите, что я много пью!» – «Ну что вы, – спокойно отвечает врач, – просто вы мало закусываете!»

– Гы-гы-гы! Класс! Кстати, давай по маленькой?!

– Единогласно!

Алексей Романович Черкасов постепенно успокоился, и ему стало стыдно за свое недавнее поведение: «Нужно было сказать как-то повежливее, мол, извините, господин Зубов, но мне сегодня почему-то не хочется мяса. Принесите лучше рыбу или просто овощи. Разве он виноват, что повар занимается вредительством! Странно, почему другие посетители ресторана не замечают, какую гадость едят? Привыкли, наверное! Вон у той женщины, к примеру, на тарелке голова дохлой кошки, а она ее преспокойно кушает! Воображает небось, дура, что это мороженое!» Черкасов почувствовал острый приступ тошноты, торопливо вышел в туалет и вывернул в унитаз содержимое желудка. Немного полегчало. Он попил холодной воды из-под крана, сполоснул лицо, причесался и, прислонясь спиной к кафельной стене, закурил сигарету…

Между тем повар тужился изобрести «что-нибудь из ряда вон выходящее». На ум приходили цитаты из книги Гиляровского «Москва и москвичи», где со смаком описывались блюда, подаваемые в трактирах и ресторанах дореволюционной России. «Огромная кулебяка с начинкой в двенадцать ярусов, где было все, начиная от слоя налимьей печенки и кончая слоем костяных мозгов в черном масле»… «солянка из почек с расстегаями, а потом жареный поросенок» и т. д.

К сожалению, в настоящий момент у повара не было ни времени, ни средств для приготовления подобных кушаний. Он в раздумье почесал затылок, махнул рукой и принялся готовить то, что был в состоянии: очистил от костей судака и нарезал кусками, уложил их на овальное железное блюдо, добавив сметанного соуса. Сверху положил жареный лук, грибы, дольки вареных яиц, а вокруг поместил ломтики жареного картофеля (благо и первое, и второе, и третье, и четвертое имелось на кухне уже в готовом виде). Затем полил сверху оставшимся сметанным соусом, посыпал тертым сыром и сухарями, сбрызнул маслом и поставил в духовку…

«Надеюсь, теперь он останется доволен», – утирая пот со лба, подумал повар.

Выкурив подряд три сигареты, Черкасов вернулся в зал и с удивлением заметил: теперь люди едят вполне нормальную пищу. Никакой тухлятины!..

«Мама родная! – подумал Алексей Романович. – Похоже, у меня была галлюцинация. Очень странно! У нас в роду, насколько помню, ни одного сумасшедшего! Неужели я рехнулся?» Он покрылся с ног до головы холодным потом, руки затряслись, в горле пересохло. Черкасов схватил со стола бутылку минеральной воды и выпил залпом прямо из горлышка.

Пьяный в лоскуты Ивлев удивленно уставился на него.

– Ни х-х-хрена с-себе, – пробормотал Геннадий Викторович, утробно икая. – В-воду пьет! Д-дурак!

Прошло некоторое время. Рыба в духовке поспела. Повар удовлетворенно оглядел дело рук своих, полил топленым маслом, присыпал зеленью и передал официанту. Тот заторопился в зал, памятуя строгий наказ Николая Петровича: обслужить в лучшем виде.

– Думаю, вам понравится, – вкрадчиво промурлыкал он, ставя блюдо на стол перед Черкасовым.

Глава фирмы «Олимп» глянул, истошно завопил и выбежал из ресторана. Вместо рыбы, запеченной по-московски, Алексей Романович увидел полусгнившую человеческую руку…

– Больной какой-то, – пожала плечиками Наташа.

– В-ваня! Давай по этому поводу тяпнем! – незамедлительно предложил Ивлев Королеву…

ТОТ ЖЕ ДЕНЬ. ПАНСИОНАТ «ЛЕСНОЙ».

17 ЧАСОВ 45 МИНУТ

– Проклятый ветер! Он меня обанкротит! – ругался Николай Петрович Зубов, расхаживая из угла в угол, как тигр в клетке. Он с супругой жил здесь же, в трехкомнатном, оборудованном всеми удобствами номере. – А строители тоже хороши! Не могли нормальный мост построить! Сволочи!

Зинаида Дмитриевна Зубова, полная тридцатилетняя женщина, томно возлежала на диване, наблюдая за мужем с ленивым интересом.

– И в придачу псих этот свалился мне на голову, – продолжал бушевать Николай Петрович.

Неожиданно послышался стук в дверь. Чертыхнувшись, Зубов отворил и замер в удивлении. На пороге стоял Черкасов.

Выглядел Алексей Романович ужасно: всклокоченные волосы, бледное до голубизны лицо, дикий взгляд.

– Что вам угодно? – опомнился хозяин пансионата, с трудом натягивая на физиономию приветливое выражение.

– Я уезжаю, – прохрипел Черкасов. – Не могу больше!