Марина Серова - Ты отдашь все!

И тут он почувствовал на себе тяжелый, изучающий взгляд Всеволода Гайворонского. Директор музея смотрел на официанта немигающим взглядом несколько секунд, а затем его словно озарило.

– Как стоишь?! – неожиданно прогремел он. – Как стоишь, холоп?!

У официанта от такого вопросика просто челюсть отвалилась! Он еще не решил, как ему отреагировать, а Гайворонский, в памяти которого, видимо, всплыли кадры из всем известной комедии, продолжал грозно вопрошать:

– Ты чьих будешь? Чей холоп? На конюшню! На конюшню! Двести ударов плетьми!

Официант попятился.

Обеспокоенные Максим и Марина разом вскочили и подбежали к Гайворонскому. Марина быстро бросила в пустой бокал директора музея какую-то таблетку и залила ее соком.

– Сева, выпей еще вина, – ласково проговорила она, делая за своей спиной знаки официанту. Паренек все понял и испарился.

Гайворонский, не глядя на нее, опрокинул содержимое бокала в рот.

– Я же говорю, что это не Франция, – сморщился он.

– Через пять минут он успокоится, – шепнул мне Максим. – У него порой бывают рецидивы, и мы специально носим с собой таблетки, нам их дала его жена.

– Сева, а как поживает ваша жена? – желая отвлечь Гайворонского от его мании, преувеличенно бодро спросила я.

– Прекрасно! – расправил грудь коронованный директор музея. – Великолепно! Она наконец-то смогла оценить, от какого человека она удостоилась иметь сына! А Аэлиту Яковлевну я бросил, более того – уволил, поскольку она оказалась вовсе не праправнучкой Бестужева, а самой настоящей плебейкой! Она меня просто обманула!

Гайворонский еще некоторое время негодующе бубнил, постепенно понижая голос и успокаиваясь, потом он начал позевывать, смущаясь и прикрывая рот ладонью. Заботкины поднялись, поблагодарили меня за все и, забрав детей и своего старого друга, распрощались. Я поглядела им вслед и пошла домой. Погода стояла просто чудесная!