Чингиз Абдуллаев: Трибунал для Валенсии

— Правильно, — поддержала его Ева, — мы будем судить наших мужчин. Посмотрим, какие они на самом деле.

— Дурацкая затея, — пробормотал Вадим.

— А мне интересно, — с вызовом заявила его жена.

— Давайте начинать, — предложил Олег. — Кто первый?

Все умолкли, глядя друг на друга.

Дронго с интересом наблюдал за этой сценой. Похоже, молодые люди не поняли, что собрались поиграть с огнем. Ведь знание о человеческих грехах и слабостях ничего положительного никому не дает и лишь заставляет очередной раз задуматься о человеческом несовершенстве. Не случайно так священна тайна исповеди. Но священникам легче, чем обычным людям, они верят в Бога и в этом черпают силы. Дронго даже почувствовал, что ему хочется остановить молодых людей, готовых к такому необычному конкурсу. Но верх, как всегда, взяла давно выработанная привычка не вмешиваться в чужие дела. Это во-первых. А во-вторых, от намерения вступить с ними в разговор удержала элементарная неловкость. Кто-то наверняка запомнил его в баре и теперь сразу поймет, что он слышал все их разговоры и споры. Он поднял бокал и попробовал вино на вкус.

Рядом со сдвинутыми столами находился еще один небольшой столик, за которым обедал в одиночестве невысокий мужчина с круглой как шар головой и немного смешными, старомодными усиками. Когда ему принесли первое блюдо, Дронго заметил, как он радостно и энергично закивал головой. Очевидно, получал удовольствие от самого процесса поглощения пищи.

— Так кто начнет? — повторил Олег, оглядывая приятелей. — Или вы храбрые только тогда, когда нужно языками трепать?

Мужчины смотрели друг на друга.

— Ты предложил, ты и начинай, — обратился Аркадий к Тиграну.

Тот пожал плечами, улыбнулся и сказал:

— Пожалуйста. Самый лучший поступок в жизни я совершил в десять лет, когда поцеловал на спор девочку из своего класса. А самый худший… — он задумался, глядя на сидящую рядом с ним Еву, — самый худший случился два дня назад, когда я случайно раздавил бабочку.

— Не случайно, — перебила его Ева, — а нарочно. Я тебя предупреждала, чтобы ты был осторожен. А ты бросил туда свои брюки, накрыл бабочку и сломал ей крыло.

— Вот ты всегда так — не веришь в мои лучшие чувства, — заметил Тигран.

— Хватит, — остановил его Олег, — это глупо. Если мы начнем вспоминать свои школьные приключения и сломанные крылья бабочек, то вся эта затея изначально никому не интересна. Не хотите говорить откровенно, так и скажите.

Было заметно, что он привык руководить.

— Господин Базуров в своем репертуаре, — весело заметил Тигран. — А почему ты решил, что я шучу? Может, смерть бабочки — это вселенская трагедия, а тот поцелуй в школе — мое самое приятное воспоминание?

— Олег прав, — вмешалась Нина, — почему ты все время шутишь, Тигран? Если не хочешь серьезно разговаривать, нечего было вспоминать про этот трибунал.

— Вот именно, — поддержала ее Алла, — Тигран все старается превратить в смешное.

— Ну вот, на меня напали сразу все женщины, — поднял обе руки Тигран. — Хорошо хоть Лена молчит, иначе не знаю, что бы я делал. Спасибо тебе, Лена, за поддержку.

— На здоровье, — усмехнулась она. — Я ждала, что ты расскажешь о своих грехах, потому и молчу. А свои заслуги ты все равно нам распишешь лучше всех.

— И ты, Брут… — вновь не удержался от улыбки Тигран. — Все против меня.

— Давайте я начну, — неожиданно предложил Вадим.

Снова наступило молчание. Официанты принесли очередные блюда, разлили всем вино. И лишь когда они удалились, Аркадий спросил у Вадима:

— Ты хочешь начать первым?

— Хочу, — подтвердил тот.

И все поняли, что он намерен говорить серьезно.

— Самый лучший поступок в жизни я совершил во время распределения в институте, — задумчиво произнес Вадим, — на пятом курсе. Тогда еще было распределение и мы ждали в коридоре, когда нас позовут, чтобы объявить, кого куда направляют. Последний год Советской власти — девяносто первый. Мне тогда было двадцать два. Я, как и все, знал, что первых троих выпускников оставят в Москве для работы на новом полиграфическом комбинате. Это были престижные места, и нам заранее объявили, что туда попадут только трое. И всем было известно, кто именно останется в Москве, получив назначение на этот комбинат, — круглые отличники. А четвертой следом за нами шла Римма Хохрякова. Она сейчас живет в Америке, уехала туда вместе с мужем пять лет назад. А тогда встречалась с одним из наших сокурсников и к распределению была уже на пятом месяце беременности. У нее в дипломе была одна четверка. По истории КПСС. Ей ее поставила строгая дама, старая дева, которая считала появление в аудитории беременной студентки, к тому же незамужней, аморальным поведением. В общем, все знали, что Хохрякова училась даже лучше остальных, но вот так оказалась в списке лишь четвертой.