Мария Жукова-Гладкова - Клуб заграничных мужей

Слушая парней, я пришла к выводу, что они обнаружили Веркино добро и часть моего, не прихваченного в шкаф. Но где же Верка? Местонахождение подружки волновало меня больше всего. Радовало одно: свора вроде бы до нее не добралась.

Молодцы тем временем предлагали свои версии возможного местонахождения баб. Во-первых, хозяин дома с приятелем могли вызвать проституток, и те по каким-то причинам спешно покинули место сие, бросив барахло. Во-вторых, бабы могли услышать, как подъехали машины, и спрятаться.

После последней версии мне стало не по себе, тело покрылось холодным потом. Мне вообще стало холодно: я стояла с голым торсом, а тепло уже уходило из дома.

В комнате тем временем изучали двуспальную кровать, на которой спали мы с Толей, и пришли к неутешительному для меня выводу, что баба тут все-таки сегодня ночевала.

Судя по звукам и комментариям, молодцы заглядывали под кровать, чтобы проверить, нет ли меня там, но поняли, что на небольшом пространстве, отделяющем кровать (то есть низ матраса) от пола, могла уместиться только мышь. Толя извращенцем не был, животных в сексуальных утехах не использовал, хотя если послушать реплики вновь прибывших… Или они судят о людях по себе? Или не умеют четко формулировать свои мысли, да еще и слишком эмоциональны? У Фрейда, если не ошибаюсь, есть по этому поводу нечто затейливое.

Затем взоры молодцев упали на мой спасительный шкаф – как я поняла из высказываний в его адрес. Хорошо хоть, что мебель неодушевленная, иначе точно обиделась бы…

Я приготовилась, прекрасно понимая, что шансов против троих бугаев не так-то много. А если у них еще кто-то остался в машине… Можно, конечно, использовать элемент неожиданности. И это – мой единственный шанс.

Дверца шла туго не только у меня, но тот, кто ее дергал, справился быстро, в русском народном стиле помогая себе обращением к матери шкафа. Хотя мне почему-то всегда казалось, что на мебельных фабриках работают папы Карлы мужского пола. Но, возможно, я ошибаюсь. К тому моменту, когда дверца открылась, я была готова.

В первое мгновение меня ослепил включенный в комнате свет. Слава богу, что детина, открывший дверцу, заслонял от меня люстру. Он не успел ничего произнести: я тут же со всей силы врезала ему подсвечником по лбу. Этот лоб в отличие от аналогичных частей тел ряда моих знакомых не оказался самой крепкой частью организма нападавшего, и он стал падать на меня. Я сориентировалась мгновенно – еще не хватало мне принимать на себя эту тушу! – и двумя руками с зажатыми в них орудиями оттолкнула молодца от себя, немного помогла еще и ногой, вернее, коленом. Парень успел как-то по-поросячьи взвизгнуть (уже в бессознательном состоянии) и с диким грохотом рухнул в комнату.

Мне ничего не оставалось делать, как выпрыгнуть из шкафа. Скрываться стало уже бессмысленно. Бросив быстрый взгляд на кровать, я увидела Толино лицо, залитое кровью. Самые худшие предчувствия меня не обманули – и это развязывало руки. Или убийцы – или я.

Тем временем на меня уже неслись двое бугаев, показавшихся мне двойниками того, что валялся у моих ног. Глаза – такие же, как у Дракулы, – выкатывались из орбит, пасти оскалены, морды перекошены, кулаки – размером с мою голову каждый и со сбитыми костяшками – готовы к схватке. Радовало одно: ни один, ни второй не держали в руках пистолеты. Наверное, отложили куда-то в сторону.

Я не церемонилась – и направила на первого «ручку». На искаженной морде изобразилось полнейшее удивление, а верхняя часть адидасовского спортивного костюма стала окрашиваться кровью. Я тут же отбросила бесполезную теперь штуковину в сторону. Остался один подсвечник.

К моему великому сожалению, тело первого не смогло остановить второго, и он с диким воплем ринулся на меня. К моему симпатичному (как я всегда считала и как мне говорили многие мужчины) лицу стал со свистом приближаться пудовый кулак. Я видела все, как в замедленной съемке, успела только подумать: «Слава богу, хоть макияж не размажет», так как я обычно его смываю перед тем, как лечь спать. Когда до встречи моего лица и кулака детины оставалось несколько сантиметров, мне удалось изловчиться и ударить мужика тяжелым подсвечником в предплечье, таким образом изменив траекторию полета пятипалого снаряда.

Кулак просвистел над моим ухом и со всей силы врезался в зеркало, украшавшее шкаф-купе снаружи. Раздался звон разбиваемого стекла («Примета плохая, – успела подумать я, – вот только для кого?»), потом хруст. Интересно, это шкаф рушится или все-таки кости ломаются? – это волновало меня, но уточнять не хотелось, как и оглядываться назад. Вместо этого я еще раз огрела его подсвечником, на этот раз по лбу, но у этого типа башка, по всей вероятности, была пуленепробиваемой, потому что удар не возымел никакого действия, только прибавил злости и ненависти в глазах. Брызгая слюной, детина попытался меня схватить. Если бы я была в одежде, то это удалось бы без труда. Как хорошо, что верхняя часть моего тела осталась обнаженной! Я выскользнула, а детина, пожалуй, только теперь заметил, что я не одета, как подобает приличной женщине. Глаза у него округлились еще больше, теперь уже от других эмоций.