Мария Жукова-Гладкова - Марш Мендельсона на бис

– Очухалась? – спросил он без каких-либо эмоций в голосе. – Пошли.

Я быстро огляделась вокруг. Предназначение комнаты угадать было сложно: она была почти пустой, если не считать поставленных одна на другую четырех табуреток в углу, а также нескольких забитых ящиков в другом. Окон не наблюдалось.

Я встала, Тимка поднял голову и вопросительно уставился на меня.

– Пошли, раз приглашают, – прошептала я ему и направилась вслед за парнем, не побоявшимся повернуться к нам спиной.

Шла я, держась за стеночку – все еще было нехорошо. Как выяснилось, меня держали на подземном этаже. Пришлось подниматься по деревянной лестнице, после чего мы оказались перед распахнутой на улицу входной дверью. Я жадно вдохнула свежего воздуха. Мы где-то за городом? Моему взору представилась часть двора и капот темно-вишневого джипа, на котором меня сюда доставили, а также верхушки елей за забором. Где я?

– Сюда, – показал парень, раскрывая передо мной дверь, ведущую, как я поняла, в основную часть дома. Тяжело вздохнув, я повернулась от выхода к желанной свободе, оказалась в коридоре, откуда попала в зал с камином, – и замерла на пороге. Пес прижался к моим ногам.

За круглым столом, уставленным яствами, сидели мой первый муж Анзор Абрашидзе и его дядя Ромаз Георгиевич, мгновенно повернувшиеся на звук раскрываемой двери. Ну и встреча!

– Здравствуй, Катя! – воскликнул Ромаз Георгиевич, расплывшись в улыбке. – Проходи, садись, угощайся.

И он широким жестом обвел стол. Почувствуйте восточное гостеприимство, называется.

Анзор только молча кивнул. До сих пор злится?

– Добрый вечер, – поздоровалась я, не изображая ни радостных улыбок от встречи, ни кислых мин, и дернула собаку за поводок. – Пошли!

Я разместилась в кресле напротив дяди Анзора, бывший муж оказался у меня слева.

– Что ест собака? – расплылся в очередной улыбке Ромаз Георгиевич. – Мы ему сейчас мисочку приготовим.

– Собака предпочитает мясо, – заявила я. – Можно курицу или утку. Только без перца, соли, специй. Ему нельзя острое.

Ромаз Георгиевич крикнул некоего Колю, это оказался уже знакомый мне водитель, отдал ему распоряжение, Коля презрительно глянул на моего любимого зверя, устроившегося у моих ног, но кивнул начальнику и удалился, чтобы вскоре вернуться с мелкой тарелкой, на которой лежали куриные косточки.

– Что вы принесли моей собаке?! – завопила я. – Это же не бездомная тварь, которая готова есть все, что ей кинут! Мясо – кусками, вернее кусочками – ему надо мелко порезать. Он не будет есть ваши кости! И попить не забудьте. Воды простой в пол-литровую банку. До ободка.

С гневным видом я отвернулась от Коли, застывшего с тарелкой в руке у двери и вопросительно посматривающего на Ромаза Георгиевича. Пес рыкнул. Анзор пока не проронил ни звука. Не онемел, случайно? Насколько я его помнила, он всегда орал по поводу и без повода и носился по квартире с диким криком «Зарэжу!» и фамильным кинжалом, след от которого до сих пор имеется у меня на боку.

– Желание гостя – и гостьи – для нас закон, – заявил Ромаз Георгиевич. – Коля, сделай, как просят.

Коля помялся и обратился непосредственно ко мне с просьбой дать более точные указания. Что там давать? – не понимала я, но тут же сообразила, что могу получить возможность осмотреть дом, а это будет для меня очень кстати. Мало ли что? И я предложила свои услуги по приготовлению еды для любимой собаки. Ромаз Георгиевич отправился меня сопровождать в кухню, неизменный Коля замыкал шествие.

К моему великому сожалению, кухня находилась совсем рядом с каминным залом и осмотреть дом мне не удалось. Я даже не могла сказать, какую площадь он занимает и сколько тут этажей.

Вскоре мы с Тимкиной тарелкой и банкой вернулись в каминный зал, где Анзор, не дожидаясь нас с дядей, уже приступил к трапезе, за что Ромаз Георгиевич его пожурил. Анзор пробормотал что-то на родном языке, бросив на меня испепеляющий взгляд, но набивание своего вместительного желудка временно прекратил, а я порадовалась (или огорчилась?), что он еще может говорить.

Дядя бывшего мужа открыл красное вино, произнес длинный тост, ввернув туда историю сорта винограда, из которого его делают, пару слов про технологию и сотню про то, как долго они оба ждали этой встречи со мной. Мы чокнулись и вино выпили. Откровенно говоря, я вино не люблю – никакое. Не понимаю я всех этих букетов. Мне бы чего покрепче. А Ромаз Георгиевич спрашивал, почувствовала ли я вкус чего-то там особенного, когда священная жидкость только попала на язык. Причем вкус этот, после того как немного подержать вино во рту, должен чуть-чуть измениться. Я ляпнула что-то умное, порадовавшись, что после вина мне в самом деле стало лучше – почти полностью исчезли неприятные ощущения от попавшего в организм газа. О чем я и заявила вслух.