Мария Жукова-Гладкова - Марш Мендельсона на бис

Тамарка продолжила свой рассказ о событиях, имевших место быть в мое отсутствие. Подружка очень удивилась, когда приехала Ленка, но в квартиру ее впустила, а зря. Ленка устроила скандал с порога. Она явно ехала с этой целью. В результате на Тамаркиной физиономии остались следы Ленкиных ногтей, а ее рубашка лишилась пуговиц, за исключением одной. Тамарку спас Вова, на которого мгновенно переключилась Ленка и для начала просто провела ногтями по его щеке. Ленка с Вовой остались выяснять отношения в коридоре, Вова ее пытался увещевать, объясняя что-то про Игоря, про то, что Ленка вбила эту любовь себе в голову, никто не просил ее ходить под окна «Крестов», она сама это делала и ожидала, что Казанский, выйдя на свободу, тут же бросится к ней в объятия. А у него были совсем другие планы. Потом Вова с Ленкой переместились в гостиную.

Тамарка же пулей метнулась в спальню, где оставила пистолет, прикрыв его свитерами, и сунула его под свою свободную рубашку, заправленную в джинсы, где он вполне удачно уместился. Затем она присоединилась к компании в гостиной.

По всей вероятности, Вова, отбиваясь от разъяренной фурии, не закрыл за собой дверь, не до того ему было, так что полковник Глазков вошел в мою квартиру неслышно, и псом, с ним уж знакомым, был пропущен и не облаян. Тимке явно не нравился ор в нашей гостиной в мое отсутствие. Может, пес рассчитывал, что этот дядя всех успокоит? А компания продолжала обсуждать Игорюню и его отношения с женщинами (в то время когда Игорюня как раз их развивал и укреплял с моей особой, о чем, правда, участники спора не догадывались).

Илья Михайлович не нашел ничего более разумного, чем появиться с пистолетом в руке. Может, он таким образом рассчитывал успокоить господ? Он влетел в гостиную и рявкнул: «Молчать!», а сам навел на троицу оружие.

Тамарка действовала автоматически, наверное, сработал инстинкт самосохранения, ведь теперь ей надо было бороться не только за себя, но и за новую жизнь, созревающую в ее теле. К тому же она не представляла, кто такой Глазков. Подруга выхватила пистолет и направила его на Илью Михайловича, у которого от такой прыти глаза вылезли на лоб.

Первым очнулся Вова и умело выбил оружие из рук Тамарки, пистолет тут же подхватил Илья Михайлович, а Тамарка бросилась на Вову и оставила пять следов на его второй щеке. Все происходило под визги или дикий смех Ленки, наслаждавшейся бесплатным зрелищем. Потом Илья Михайлович учинил Тамарке допрос, но она молчала, как партизанка, молясь, чтобы я скорее вернулась и взяла ситуацию под контроль. Вова переместился подальше от девушек, не желая снова испытывать на себе действие их ноготков, а Тамарка по собственной инициативе проследовала к окошку, чтобы следить за подъезжающими машинами.

И вот наконец прибыла я.

– Катя, мне точно ничего не грозит? – с беспокойством спрашивала меня Тамарка. – Может, мне лучше опять улететь на Кипр? Или меня теперь через границу не выпустят? Ты дашь мне денег, чтобы меня снова тихо провели в самолет, как тогда с ребятами?

– Насчет Кипра мысль, конечно, интересная, – кивнула я. – Может, и стоит. А насчет границ успокойся. Из-за тебя их никто перекрывать не станет. Есть и более достойные личности.

Но я тут же вспомнила, что сама должна отбыть в Австрию, и посмотрела на пса. Тамарка проследила за направлением моего взгляда, все поняла и сказала, что пока никуда не поедет, если я обещаю все уладить. Я обещала и порадовалась такому доверию подружки. Но я в самом деле не видела ничего страшного в случившемся, самым главным аргументом, конечно, был тот, что я нужна Глазкову. Вот только интересно, в каких делах успел побывать этот ствол?..

Я сказала Тамарке, чтобы она ложилась спать – устала, наверное, как собака, и испереживалась, а я сама еще должна заняться изучением содержимого красной папки. Подружка ответила, что не ляжет, пока не узнает, что в папке – ей тоже интересно. Ну как хочет, она и завтра может выспаться.

Папка была набита разнообразными документами, часть из них была на грузинском. Поскольку в этом языке я ни бум-бум, оставалось только кусать локти. Тамарка поинтересовалась, что это за язык такой, вроде бы где-то ей доводилось видеть подобный шрифт, только вот она никак не может вспомнить где.

Я пожала плечами и ответила, что не представляю и что в любом случае нам это не прочитать, а давать знать Игорюне, что у нас оказалась и папка, не следует. Тамарке я так и не сказала, что все это добро еще так недавно принадлежало Ромазу Георгиевичу.