Адам Холл: В жерле вулкана

– Он вместе с несколькими студентами пытался взорвать феррокарриль – в знак протеста. Если вы не из Испании, то скажите, откуда. – Луис перешел на английский, свободно используя американские обороты.

– Я приехал половить рыбу, – ответил Рейнер, отхлебнув перно.

– Акул?

– Да.

Луис глядел на него своим пристальным, без вызова, невыразительным взглядом. Возможно, он даже думал о чем-то постороннем или прислушивался к резкому хохоту проститутки в дальнем углу зала. В этот момент земля под ногами задрожала, а Вентура негромко воскликнул:

– Ay de mi! [2] Увы мне! (исп.)

Пол ритмично трясся, и через считанные секунды гомон стих. Люди замолчали, зато зазвенели стаканы и бутылки на полках – вибрация охватила весь зал. Потом начали хлопать двери. Лампы закачались, словно от порывов ветра, хотя воздух был неподвижен. Люди стояли, пряча друг от друга глаза, делая вид, что продолжают пить, а под ногами у них пробегали длинные ритмичные сотрясения. Пыль, как клубы дыма, поднималась из щелей между досками пола, а огромная тень Вентуры, отбрасываемая одной из раскачивающихся ламп, исполняла призрачный медвежий танец на стене.

Вентура ни на кого не смотрел. Он стоял опустив глаза, на его лице сверкали крупные капли пота. Он был похож на ребенка, покорно дожидающегося порки. Тени продолжали метаться по залу. Вдруг со стойки упал стакан и разбился с неожиданно громким звуком. Вентура закрыл глаза, словно ему нанесли первый удар.

Пьяный рыбак, поймавший огромную рыбу-меч, стонал во сне, но друзья больше не обращали на него внимания; они стояли совершенно неподвижно, будто боялись, что малейшее движение, добавившееся к этой ужасной дрожи, приведет ее в такую ярость, что она разрушит здание и уничтожит их всех.

В почти полной тишине москиты, кружась вокруг ламп, пели свою тонкую песню. Их тучи качались взад и вперед вместе с размахом ламп, а дымные тени окутывали голову танцующего медведя. Откуда-то издалека донеслось подобие музыки: чуть слышный голос, дергаясь в расхлябанном ритме, пел «Сонни-бой».

Прошло довольно много времени, прежде чем земная дрожь ослабела и стаканы на полках снова утихли; постепенно лампы перестали раскачиваться; заговорил сначала один человек, затем другой, пока шум вновь не достиг прежнего уровня. Все потянулись к стойке с пустыми стаканами, крича Вентуре, что если он собирается стоять там, как раскаявшаяся шлюха, до самого Судного Дня, то все его посетители умрут от жажды.

– Да будет воля Божья! – воскликнул Вентура. В его глазах все еще сохранялось выражение ужаса, вызванное подземными толчками. Он начал торопливо разливать спиртное в протянутые стаканы.

– В этом сезоне – каждую ночь, примерно в одно и то же время, – сказал Луис Рейнеру по-английски и допил последний глоток рома.

Рейнер кивнул. Эти толчки ему приходилось часто ощущать в Сан-Доминго, но там они были слабее, так как место здесь было выше, а скала гораздо массивнее.

Луис поставил пустой стакан на стойку, сказал «еще увидимся» и направился через длинный зал к дверям, кивая знакомым, которые окликали его до тех пор, пока он не скрылся за дверью. Это была не просто вежливая формула прощания, а констатация. Но он ошибся, подумал Рейнер.

За четыре недели упорного поиска он так и не смог взять след. Линдстром был скелетом; он находился в семидесяти милях отсюда, в нескольких десятках или сотен фатомов [3] Фатом, или морская сажень – мера глубины, равная 6 футам, или 1,83 м. под поверхностью кишащей акулами воды. Можно было приходить сюда каждый вечер и вслушиваться в обрывки случайных разговоров незнакомцев, чтобы каждый раз убеждаться в том, что они не имеют никакого отношения к его делам. Марш ошибся.

Он вышел из бара вскоре после своего собеседника и по не остывшим от дневного зноя улицам спустился на длинный, ярко освещенный проспект, тянувшийся вдоль берега. Елисейские поля Пуэрто-Фуэго, Авенида-дель-Мар. Здесь было прохладнее, тротуары были столь же широки, как и проезжая часть, и здесь можно было в этот поздний час спокойно пройтись в одиночестве и подумать. Он уже ощущал облегчение от того, что скоро уедет отсюда.

По проезжей части все еще проносились машины, и он держался поближе к домам и созвездиям ярких витрин, предпочитая жар, который отдавали нагревшиеся за день камни, волнам выхлопных газов.

В конце Авениды-дель-Мар находилось бюро Западного телеграфа, и он совершенно сознательно шел в том направлении: там круглосуточно принимали зарубежные телеграммы.