Владимир Гоник - Свет на исходе дня

- Что смотришь? Ставь, бери другое, - сказала Варвара.

С пустым ведром Сима снова побрела в воду.

- Что ж ты, Варя, в такой холод ее гонишь? - с упреком спросил старик, плотник. - Зима на носу.

- Ничего ей не сделается, здоровей нас, - хмуро ответила Варвара.

- Здоровей-то здоровей... Только не сладко, поди, в такую воду лезть. Ты вон в сапогах и то не лезешь. Она смирная, ты ее и гонишь. Сестра ж все-таки...

- Она не чувствует, - пробормотала Варвара, отворачивая лицо.

Сима вышла из воды и без труда понесла оба ведра в дом. Варвара шла сзади.

- Вот сила в бабе, - сказал молодой плотник, глядя им вслед.

- Да ну, держит, как лошадь в хозяйстве, - недовольно ответил старик, ловко стеганул топором по бревну и отщепил длинную ровную полосу.

Одну Симу по воду не пускали. Она любила смотреть, как ведро медленно наполняется и постепенно исчезает, - она смотрела и не двигалась: ее лицо, всегда одинаковое и неподвижное, странно оживало, в нем появлялся какой-то непонятный интерес, тяжеловесное, медлительное любопытство.

Ведро тонуло - Сима продолжала неподвижно смотреть, не стараясь его удержать. Ей часто за это попадало, но она не менялась. Тогда сестра перестала отпускать ее одну.

Сима поставила ведра и села на пол перед печью, поджав ноги и укрыв их полами пальто. Она всегда сидела здесь, когда была дома. Никто не знал, какие мысли ворочаются у нее в голове, думает ли она или просто греется, да и кому было до нее дело на земле, где и так каждому хватает забот.

Хлопнула дверь, сестра вышла в чулан. Сима тотчас поднялась, пересекла избу и тихо отвела ситцевую занавеску. На кровати разбросанно спал парень. Он лежал на боку, длинные ноги вразлет бежали куда-то, в его позе и в лице застыла спешка - улучил минутку, прикорнул и сейчас вскочит и кинется дальше. Он и спящий торопился, был не здесь, где-то далеко.

Это был Митя, сын хозяйки, Симин племянник.

Сима опустилась на пол перед кроватью и застыла; ее неподвижные глаза были преданно, по-собачьи, уставлены в лицо спящему; взгляд лежал плотно, как неумелая тяжелая рука.

Митя был знаменит в округе, его знали как отчаянного сердцееда. А прежде был безропотный, застенчивый мальчик, примерный ученик, тихоня. Неслышно бродил он вокруг села, рвал цветы и листочки, сушил, как учили в школе.

Когда в раздраженном состоянии духа мать отчитывала его, он безответно терпел, его уши горели от обиды.

Ругать его было несправедливо, он никогда не озорничал, и только нелегкая и неудачливая жизнь Варвары была причиной.

Митя никогда не оправдывался, покорно сносил материнский гнев и, забившись в укромное место, молча горевал про себя.

В Варваре росла досада на его безответность. "Что ты за мужик растешь, как ты мать защитишь?" - упрекала она его - он молчал, молчание травило ее, она облыжно придиралась к сыну, распаляясь от ярости, а потом плакала, и раскаяние едко точило ей сердце; она горячо целовала Митю, жалея его и себя, и тоскуя.

В двенадцать лет Митя пристрастился к рыбной ловле. Он отправлялся с товарищами на соседнее рыбное озеро под Выселки. С удочками мальчики проходили край Выселок, сокращая путь. Шли быстро потому, что торопило нетерпение, и потому, что стереглись здешних мальчишек. И оттого, должно быть, в обостренном внимании Митя заметил в одном из крайних дворов женщину, которая неподвижно следила за ним, когда они проходили мимо. Митя несколько раз обернулся - она стояла и смотрела, он запомнил ее взгляд. И теперь часто, когда Митя ходил на озеро под Выселки, он видел у дороги внимательное лицо.

На озере он забывал о ней. После ловли они купались нагишом и, уже не боясь распугать рыбу, резвились в воде: разбегались с берега и прорезали воздух смуглыми телами, ярко сверкнув белыми ягодицами.

Однажды во время купания Митя заметил эту женщину в кустах на береговом пригорке: она неподвижно стояла и рассматривала его внимательно и неотрывно, как будто ощупывала. Ее глаза прошлись по нему, они встретились взглядами; она повернулась и легко пошла прочь. Он ничего не понял.

Митино лето неторопливо катилось по сочным, прохладным травам из зноя в светлые дожди и снова в пахучую солнечную дрему - миновало и отлетело.

В следующее лето все повторилось. За зиму он забыл о ней и с первой ловлей увидел на дороге. Она снова появилась на берегу, рассмотрела его и вроде бы отметила про себя что-то.

И это лето, и следующее, и еще одно прошли по душистым полуденным лугам, по заросшим лесным оврагам, отплескались в прозрачной озерной воде - чужая странная женщина появлялась обок Митиных тропок. Она как будто пасла его издали, отмечала в нем перемены и ждала чего-то.