Татьяна Степанова - Три богини судьбы

Августа в шелковом пеньюаре сидела на постели среди всего этого хаоса. В руках у нее была ковбойская шляпа. Она надела ее и оглянулась, смотря на себя в зеркало.

– Как тебе?

– Сними, тебе не идет.

– Матери кто-то подарил, кстати, кто-то из дипломатов… наших или американских? Я помню… Она тогда впервые джинсы надела. Вот здесь. А ты помнишь?

Руфина села рядом. Белые двери спальни… Тогда еще тут не было этого ремонта, и обои… да, обои были желтые, от старых хозяев, от этого чертова журналиста или шпиона, что жил тут, на Малой Бронной, как муха в липкой паутине и держал салон под колпаком КГБ…

– Обои были желтые, а мать… да, мать впервые примерила джинсы… Какой это был год? Семьдесят восьмой? До этого она джинсы не носила – то ли комплексовала, то ли еще что, а потом как-то увидела в английском журнале фото Линды Маккартни и… Вот она стоит перед зеркалом – босая, в одних тесных джинсах, она их только что застегнула и поворачивается, оглядывая себя. И держит обеими руками свои полные обнаженные груди. И в этот момент… да, в этот момент вбегаем мы… – Руфина закрыла глаза. – Я вбегаю, и он, Тимофей, я держу его за руку…

Он такой маленький, такой юркий… шкет… Светлоголовый одуванчик… на нем ковбойская игрушечная кобура с бахромой и водяной пистолет… Там, в той комнате, слышен еще один детский голос… Это сестра… Он вырывается, визжит радостно и возбужденно и кидается к матери, упираясь головой прямо в ее грудь, и они, хохоча, падают на кровать…

А потом эта вот шляпа, ковбойская шляпа…

– Я бы не стала все так вот поспешно тут бросать и уезжать за границу, если бы не Ника, – сказала Руфина. – Согласись, что ее состояние здоровья… Чем это не предлог? Они не смогут нам отказать, если мы объявим, что хотим сейчас уехать – с целью лечения сестры. Например в Германию… Или в Швейцарию… Шенгенская виза нужна, и в три дня ее нам не получить… Ладно, подождем чуть больше. То, что они от нас хотели, мы выполнили. Я вон даже тест им какой-то сдала на ДНК, думала, кровь будут брать – нет, просто сунули тампон за щеку. Так просто все это у них, что… это даже пугает.

– Не бойся, – сказала Августа, – не бойся ничего, моя дорогая.

Она вытащила из вороха вещей красное платье – длинное, струящееся, с открытой спиной.

– Они могут прийти сюда с обыском, – сказала Руфина.

– Пусть приходят. Пусть убедятся – здесь его нет. И не было все эти одиннадцать лет.

– Да, но…

– И трупа в подвале они не найдут. Во-первых, потому, что у нас тут нет подвала. А во-вторых, потому, что нет и самого трупа.

– Как ты можешь смеяться?

Августа встала и подошла к зеркалу.

– А почему бы и нет? Каждый платит свою цену.

– С немецкой клиникой я уже договорилась по телефону, – Руфина продолжила ТУ свою мысль, – Нику они примут… спрячут без лишних формальностей, если мы заплатим за лечение. Ну и сами там поживем, а затем, может, в Баден поедем… Конечно, я не планировала уезжать, но здоровье нашей дорогой девочки… И потом, я об этом должна помнить… и ты тоже… ИЩУТ ВЕДЬ НЕ ТОЛЬКО ОНИ. Ты слышишь, что я тебе говорю? Или для тебя эта красная тряпка важнее? Ищут теперь не только они, милиция… Той ночью, когда мы впервые с этим столкнулись… ты вон руки себе все разрезала, кровь пожертвовала, и только кровью ЭТО остановила, не пустила сюда, в дом… Мне бы сразу догадаться, но я не верила. И сейчас, сейчас, понимаешь ты, не до конца еще верю. А мать всегда требовала в таких ситуациях твердой веры… А я не верю, хотя и боюсь, очень боюсь… Теперь, когда они вскрыли тот подвал, когда нашли его, только кровью… пусть мы ее всю отдадим, одной лишь кровью ЭТО уже не остановить. Ты слышишь меня? Или ты это нарочно?

– Я не нарочно. Сестренка, Руфа, ты же знаешь, я не нарочно. Делай, как считаешь нужным, тут я полностью тебе подчинюсь. Если хочешь, чтобы мы все уехали, мы уедем. Только…

– Что только?

– Только в расстоянии ли дело?

– По крайней мере я буду чувствовать себя в большей безопасности, – сказала Руфина, но уже с запинкой. – А вдруг? Вдруг это поможет хоть на какое-то время?

– Делай, как считаешь нужным.

– И потом, знаешь, в милиции тоже не дураки сидят, – уже совсем другим тоном сказала Руфина.

– Да пусть приходят, пусть обыскивают. Я же сказала – трупа они не найдут, потому что трупа не было. Я этому полковнику так в глаза и сказала – мол, Ника наша никогда не видела брата среди мертвых. В это ты хоть веришь, сестра?

– В это я верю. Оставь это платье, красный цвет тебе не идет. Слишком огрубляет лицо.