Андрей Бесквитов: Обет молчания [СИ]

Я привыкла, что журналисты люди находчивые, с творческим азартом, упертые, терпеливые, устойчивые к стрессам и движимые невероятным любопытством. Но, Кулякин меня потряс до глубины души: высокий сутулый мужик, одетый в обычную серую унылую спецовку, он вышел на проходную ТЭЦ-1 в конце рабочего дня, попрощался с охраной, закурил и без интереса посмотрел на меня. Он выглядел так, словно никогда не занимался писательским трудом, в свои тридцать восемь он выглядел на лет десять старше, с одутловатым от алкоголя лицом и редкими курчавыми волосами.

— Мы можем поговорить? — спросила я.

— Если угостишь пивом, — сказал он.

Я вглядывалась в опухшее лицо, пыталась найти в равнодушных глазах искорку жизни и не находила. Получив нужные сведения от Виталика, я связывалась с редактором «Новой газеты» и он нелестно отозвался о Кулякине, охарактеризовав его, как выпивоху. Кулякин, бывало, пил в течение рабочего дня, заливал водкой неурядицы в личной жизни. Мог появиться в нетрезвом виде в общественном месте. По словам главного редактора, он испытывал некий творческий кризис, превращаясь из первоклассного репортера в откровенную скотину.

В газету Кулякин попал случайно, как и многие журналисты. Инженер по образованию, он откровенно скучал, обслуживая тепловые электростанции, и обнаружив в себе творческие задатки, влюбился в журналистику. Посвятив ей двенадцать лет своей жизни, ушел туда, откуда и пришел, только на этот раз простым рабочим городской теплоэлектроцентрали.

Мы сидели в каком-то паршивеньком пивном баре одного из спальных районов на окраине города. В баре висела тишина, лишь сверху потрескивала неисправная люминесцентная лампа. Пивник, сухощавый молодой парень в клетчатой рубашке, надетой поверх зеленой футболки, безмолвно висел в смартфоне за стойкой.

Кулякин, молча, осушил половину кружки и глянул на меня повеселевшим взглядом.

— Ну, спрашивай, — сказал он, дыхнув на меня пивным свежачком.

Я спросила его о вечере второго ноября прошлого года, что он видел и слышал, и почему решился написать статью, за которую пострадал. Он усмехнулся и допил пиво, прежде чем ответить.

— Закажи мне еще пивка.

Я оплатила две большие кружки чешского нефильтрованного и повторила вопрос.

— Может был, а может и не был этот BMW, столько времени прошло, столько всего написано. Представь, если взять все, что я написал за двенадцать лет и сложить из тех слов кладку, небоскреб получится, — он поднял указательный палец, хотел было добавить что-то, но промолчал, потянулся за пивом.

— Я могу напомнить, — терпеливо сказала я. — Вы были в ту ночь на месте аварии, один из потерпевших по фамилии Чигин прокомментировал вам аварию, вы один из первых успели взять у него интервью, почти сразу после аварии. Он рассказал вам, что все случилось по вине водителя на черном BMW. Так?

Казалось, Кулякин не слышит меня, вглядываясь в белую пену в кружке, думал о чем-то своем.

— Судя по вашей статье, вы провели небольшое расследование и нашли информацию, что за рулем черного BMW в тот момент находился Филипп Тагиров, сын депутата Тагирова. Не думаю, что все это вы придумали, — продолжала я.

Кулякин пьянел, но держался. Он потер широкий лоб ладонью, вытирая выступивший на нем россыпью пот, и покачал головой.

— Не помню, не мучай меня, — он прикончил вторую кружку.

Я вздохнула, посмотрела на часы, с нашей встречи в баре прошло всего десять минут, а он выдул два литра пива и не сказал мне ничего нового. Говорят, подобные встречи не бывают совсем пустыми, нужно уметь улавливать детали, угадать суть человека и посылаемые им сигналы. Я читала в книгах, что мы всю жизнь учимся у других людей, даже у тех, кто нам не нравится, тогда, как они берут от нас то, что необходимо им. Порой неосознанно. Главное, проявлять интерес и не сдаваться. Я старалась.

— Что случилось с вами, неужели все это так повлияло на вас? Мало ли увольняют людей и за что.

И тут он выдал нечто, речь, суть которой мне запомнилась надолго.

— Понимаешь, — вздохнул он, — не все так просто, как кажется. Вот смотри, в теории катастроф есть такое понятие, «точка бифуркации», по-другому точка неустойчивого равновесия, — он, взявшись за ручку кружки, наклонил ее в бок, поставив на ребро донышка.

— Любая система, — продолжил он, — не важно какая — предприятие, семья, человек, попадая в эту точку, может от случайных факторов, любых событий: кредита, ссоры, даже ветра, обратиться в катастрофу, прямо в один момент, — он отпустил кружку, та на долю секунды зависла, словно думая в какую сторону ей свалиться, и звонко рухнула на бок. Остатки пива ручейком вытекли на деревянную столешницу. Бармен оторвался от смартфона, с беспокойством посмотрел на нас, но тут же успокоился и вернулся к своему занятию.