Лариса Соболева - Два гения и одно злодейство

– Машина неисправна, – предупредил Леха. – Я собирался завтра сдать в ремонт. Учти, заглохнуть может…

– Да работает как часы, – встрял Тимур и тут же пожалел.

Леха метнул в него испепеляющий взгляд, от которого Тимур съежился, а он продолжил обстоятельно уговаривать Марка взять в особняке другую машину. Тот согласился, поторапливал, а пересев на «Ауди», сразу выехал со двора. Леха свистнул, та же машина, на которой они приехали, вырулила из гаража. Когда успели договориться с Кешей, Тимур не в курсе. Впрочем, они умудряются понимать друг друга без слов. Таран с досадой подтолкнул Тимура:

– Лезь, болтливый попугай. Кто тебя просил вякать? Ух, и надоела же мне твоя армянская морда!

– Ну и пожалуйста, могу отчалить от вашего шалаша…

– Я тебе отчалю, – свирепо пригрозил Леха. Поймав в поле зрения «Ауди» Ставрова, сбавил ход. – Вон он. Из-за тебя чуть не упустили Марка. Так, едем за ним. А то не нравится мне ночной гость в дурдоме.

За городом Тимур понял, что путь предстоит длинный, со скукой загляделся на невыразительный пейзаж за окном и думал о потрясающем невезении. Отношение к нему прям как к зэку. Точно, он зэк и есть, никакой свободы, лишь воспитание: не воруй, клюв закрой, туда-сюда нельзя! Однажды посетил оперу – тоска зеленая. Поют и поют, можно сказать, воют, а слов не разобрать, даже смеялись под музыку, отчего мороз по коже пробегал. Вечерок, правда, урожайный сложился, два кошелька выудил, цепочку с клуши снял. Но один мужик на сцене душевно жилы рвал, то есть пел песню, где просил свободы. Так и Тимуру впору взвыть: да дайте же мне свободу, черт вас дери, свободу и денег, ведь заработал!

Чем ближе подъезжал Марк к поселку, тем больше волновался. Не верилось, что пропажа Алисы может разрешиться так незамысловато. Когда смотрел на Лину в гробу, не вздохнул с облегчением, так как недосказанность хуже жирной точки, а она не сказала, что сделала с Алисой. Выходит, Лина говорила правду.

В поселке городского типа расспрашивал людей, где найти нужную улицу. Времени потратил больше, чем добирался сюда, кружа по улицам с частными дворами, распланированными вразброс и криво. Вечерело, когда остановился у маленького дома, где должна, судя по адресу, жить Алиса. Остановился и некоторое время неподвижно сидел. А если Клара надула? Если цель ее была выманить деньги? Что ж, еще одно разочарование, он привык к обману, переживет – уговаривал себя и не уговорил. Нет, не переживет. Сколько можно выдерживать оскалы судьбы? А не оставить ли все, как есть? Дать «инвалидке» на лекарства, чтоб голову подлечила, и предупредить: будет вымогать деньги – сдаст в дурдом, дорожка туда проторенная. Марк сжимал в пальцах ключ зажигания…

– Маркиза, кис, кис, кис… – вдруг услышал.

Он вышел из машины, подошел к забору. На небольшом пятачке двора Алиса, присев, поставила блюдце, к ней подбежала пушистая кошка, подняв хвост трубой. Алиса гладила ее по спине, а Марк положил локти на забор, и, честно говоря, сцена эта умиления у него не вызвала. Что-то произошло у него внутри. Значит, он истязал себя виной, потратил кучу денег на ее поиски, ночи проводил бессонные, а она преспокойно кошками занималась. Как это называется? И тут дошло: его обманули. Алиса думала только о себе. Сбежала от Марка, подло сбежала, разве нет? Ах, так? Ну и пусть торчит в этой дыре с кошкой!

Алиса напряглась и вскинула на него беспокойные глаза, да так и застыла у блюдца. По идее, Марку следовало бы удалиться с видом оскорбленного достоинства, так и предполагал поступить секунду назад, если бы… Во дворе стояла коляска, Марк сразу не заметил, но, когда из нее раздалось кряхтение и хныканье, задержался. Не мог же уйти и не взглянуть на сына! Алиса достала из коляски ребенка, толстенького, с жиденькими волосенками, обиженно выпятившего губы. Марку захотелось рассмотреть его поближе, открыл калитку, приблизился. Завидев новое лицо, малыш перестал хныкать. Он был мокрый. Алиса сунула ребенка Марку:

– Подержи, – и убежала в дом.

Ставров, держа сына на вытянутых руках, разглядывал его, стараясь найти свои черты. Пожалуй, очертания губ похожи. Да, губы, как у Марка. Возможно, надбровные дуги. Нет, не только. Лоб, скулы, взгляд Марка…

Видимо, малышу надоело висеть в воздухе, он разревелся, открыв беззубый рот. «Мое!» – вдруг ударило Марка. Мое – это часть его, продолжение, смысл жизни. Мое – это Ставров-младший, родная кровь, наследник и последователь. Мое – и оскорбленное достоинство отодвинулось на второй план. Что же, «мое» оставить в этой убогой лачуге с мамашей, у которой в голове опилки?