Лариса Соболева - Коварство без любви

– Не любишь? – ядовито проскрипела Эра Лукьяновна, уперев руки в бока. – А в ведомости расписываться любишь?

– Тебе приспичило поссориться? – отозвался с видимым равнодушием он. – А у меня нет желания цапаться. Никакого. Иди сюда.

Юлик властно хлопнул ладонью по постели. Только на ложе мадам изволит быть... и Юлик задумался: кем же она бывает на ложе? Женщиной ее назвать язык не поворачивался. Это старая, развратная блядь, возомнившая себя секс-символом. В данную минуту, когда она томно приближалась к кровати, выставляя в разрез халатика усохшие коленки, он думал о том, как страстно, неистово... ненавидит ее! Никто, никто не догадывается, она подавно, как сильно ненавидит ее он! А не догадываются потому, что Юлик ненависть свою прячет глубоко внутри себя.

Эра Лукьяновна легла на бок, подложив под голову руку, похотливо улыбнулась. Наверняка она уверена, что ее улыбка обворожительная. Юлик ненавидит и эту улыбку, ненавидит и губы в мелких морщинках. Он откинул полу ее халата, гладил ее по ногам. Ножки Эрочки. Это отдельная глава. Дряблые мышцы, лиловые узлы, синие и вздувшиеся вены. А выше трусишки. Самые-самые дорогие, кружевные, стильные. Подобные трусики здорово подчеркивают упругую кожу, гладкий животик, но не обвислый. И этот утиль предстоит любить! В такие моменты Юлику нестерпимо хочется накатить стакан водки. Или два. А еще лучше три, чтоб вообще ничего не видеть.

Он перевернулся на спину. Нет, сегодня он не в состоянии заставить работать мысль, дабы та дала толчок главному органу. Эру не остановил внезапный откат Юлика, она взяла инициативу на себя, ласкала, обнаруживая типичные навыки шлюхи. Он ненавидел ее поцелуи, ненавидел ласки, ненавидел резкий и сладковатый запах ее духов. Особенно сегодня, потому что и у ненависти есть предел. Ненавидел так, что нечаянно схватил ее за волосы, сжал пальцами, заскрипев зубами, и опустил ее голову к своему паху. А затем ждал возбуждения, приподнявшись на локтях и наблюдая за усилиями бабушки с безразличием постороннего. Затем переключился, фантазируя, где эффектнее смотрелся бы воткнутый в Эру нож и сколько при том причинил бы ей боли. Подобные фантазии обуревали его постоянно, когда они оставались вдвоем. Эти фантазии были сродни лекарству, наполняли его дикой радостью, потому что, видя в воображении свою каргу в крови и в муках, они приносили освобождение.

Вернувшись в реальность, вспомнил, что секса не избежать, надо приложить усилия и ему. «Вот мартышка, вцепилась в свой банан и никакими силами ее не оторвать», – с раздражением подумал он, прикрывая глаза. Когда все же сконцентрировался и вообразил на месте Эры... Аннушку, молниеносно, чтобы не прошла эрекция, накинулся на Эру. В сущности, и Аннушка ему безразлична, просто с ней этим делом заниматься было бы куда проще. Он двигался грубо, вкладывая в ритмичные движения всю ненависть, так как больше негде было ее проявить. А под ним стонала сморщенная ведьма, которой Юлику страшно хотелось перервать горло зубами. Вот тогда бы он насладился ее предсмертными судорогами и стонами от физической боли!..

Эра Лукьяновна не разрешает курить у себя в спальне, но он закурил. Она проворчала что-то по сему поводу – он не отреагировал. Он устал. Секс, не приносящий радости, омерзителен. Каждый раз Юлика беспокоило, что однажды он не сможет удовлетворить запросы старой женщины, и что тогда будет?

– А тебя не слишком волнуют убийства в театре, – ни с того ни с сего сказала Эра Лукьяновна. Нашла «подходящий момент»!

– Пусть волнуются органы, это их забота, – пробормотал Юлик, гася сигарету в пепельнице. Он лег на спину, уставился в потолок.

Упоминание о смерти сильно взбудоражило его, в затылке задержался безотчетный страх. Собственно, почему безотчетный? Страх был вызван неприятным эпизодом. И Юлик, которому иногда было просто необходимо, как и любому человеку, с кем-то поделиться, дабы услышать не только слова утешения, но и гарантии, что его не оставят, не бросят на съедение, тихо начал исповедь:

– Меня другое беспокоит. В тот проклятый вечер я в антракте шел через сцену и остановился у реквизиторского стола... Черт меня дернул остановиться.

– И что? – напряглась Эра. Ей стало не по себе, ведь остановка у реквизиторского стола означает одно...

– Ничего, – он посмотрел на нее с обидой в глазах, повторил: – Ничего. Или ты думаешь, что это я подсыпал яд Ушаковым?

– А ты не подсыпал?

– Нет! – гаркнул Юлик и сел. Захотелось ударить Мессалину, вздумавшую подозревать его. Или уйти. Но теперь необходимо заручиться ее поддержкой, раз уж проболтался. – Я шел мимо, а остановился у стола, потому что развязался шнурок ботинка. Именно у стола развязался! Я завязал, выпрямился, но пошатнулся. Резко поднялся – кровь прилила к голове, вот и пошатнулся...