Лариса Соболева: Белая кошка в светлой комнате

Она доковыляла до двери, обернулась:

– Надеюсь, Валентину ничего не угрожает?

– Нет, – заверил ее Щукин. Она попрощалась и вышла. – А вы, Стас?

– Я побуду тут, – буркнул тот. – Мне до сих пор непонятно, о чем сейчас велась речь, а вы задерживаете здесь двух близких мне людей. Я беспокоюсь за них, поэтому остаюсь.

– Ну, как хотите, – не стал выгонять его Щукин. – Но предупреждаю: вам, Станислав, будет неприятно. У меня есть несколько вопросов к вам, Никита Георгиевич.

– Как вы догадались? – спросил Тригуб-старший.

– Это произошло вчера, – сказал Щукин, взяв папку. – Вот дело Хижняка. В пятьдесят пятом в тот же день, когда был убит Хижняк, погиб еще один человек, упав в выработанную шахту. Его с трудом опознали, так как родственников он не имел, а тело было изуродовано. Тем не менее опознали. И никто бы о нем сегодня не вспомнил, если б наш эксперт не законсервировал его печень и не подписал бы: Тригуб Т. К. А в деле лежит подробная расшифровка инициалов: Тригуб Трофим Карпович. Наш эксперт вместе с актом вскрытия Хижняка положил в эту папку акт вскрытия Тригуба. Я сначала и читать не стал, оказалось, зря… но, наверное, всему свое время.

– Папа, о чем он говорит? – потрясенно выговорил Стас.

– О том, что настоящее имя вашего отца Огарев Никита Георгиевич, – пояснил Щукин. – А жил он под псевдонимом. Вы убили Тригуба? – Огарев молчал. – Вы напоили его до бесчувствия, затем столкнули в шахту, так?

– Если бы вы знали, какая это была скотина! – выкрикнул Буба. – Стукач, первый стукач Хижняка. Из-за него нормы увеличивали, когда мы работали вместо заболевшего товарища. В шахту Хижняк заставлял спускаться и больных. А сколько людей загубил? Мы с ним рассчитались за всех. Стукачей всегда мочили безжалостно, чтоб вы знали.

– Означает ли это, что вы, Софрон Леонидович, принимали участие в преступлении? – спросил Щукин.

– Означает, означает, – закивал тот.

– Вы гордитесь? – обалдел Щукин.

– Горжусь, да! – выпалил тот. – Кто-то должен очищать мир от мрази.

– У меня другая точка зрения на этот счет, – вздохнул Щукин. – Значит, вы, Никита Георгиевич, готовясь убить Хижняка, заодно прикончили пьяницу Тригуба, чтобы скрыться под его именем. В те времена паспорт подделать не составляло труда, вы боялись, что следственные органы выйдут на вас, поэтому уехали под своим именем, а на Север приехали уже под чужим. Но на вас не вышли. Именно фамилия Тригуб дала возможность вам, Никита Георгиевич, остаться в тени после убийства Фрола. Даже если б Василиса выдала вас, стали бы искать Огарева? А его уже как бы не существовало несколько лет, пусть ей вы и представились именно Огаревым. Скажите, в пистолете «вальтер» помещается восемь патронов, почему вы стреляли во всех случаях по семь раз?

– Одну пулю я оставлял для себя. На тот случай, если меня схватят.

– Понятно, – проговорил Щукин, изучая подавленного Огарева. – Вернемся к Валентину. Вы не сразу узнали в нем внука Фрола?

– Недавно узнал, – тяжело выговорил Огарев. – Когда Муза решила выйти замуж… меня сначала кольнула фамилия. Буба убеждал, что таких совпадений не бывает, открыл телефонную книгу, а там Самойловых… не пересчитать. Я успокоился. И в Дарье Ильиничне я не признал ту самую Дашу, которая была мне и Денису нянькой. Она меня тоже не узнала.

– Кстати, ваше ухо положило вчера конец моим сомнениям. Оно у вас изуродовано, а Дарья Ильинична рассказывала, как это произошло. И все-таки вы узнали, что Валентин внук Фрола…

– После женитьбы Валентина на моей дочери прошло несколько лет, появилась внучка Ирочка… Все шло нормально, я не подозревал, что моя дочь замужем за человеком, дед которого расстрелял моего отца. Это случилось под Новый год, мы с женой заехали поздравить Дарью, она ведь редко выходит, да и мы ее навещали раз в год. Пили чай. Дарья стала показывать альбомы с фотографиями.

– Ясно. И когда вы убедились, что Валентин внук Фрола…

– Я потерял покой, – ответил Огарев. – Я ненавидел его за то, что он влез в мой дом, забрал дочь… Почему так случилось? Почему именно моя дочь вышла замуж за него? С тех пор мне снились отец, мать и Денис каждую ночь. Снились, какими запомнил их – молодыми, красивыми. А я уже старше отца почти вдвое… Они напоминали мне о клятве… Я должен был в него выстрелить.

– Ну а почему не убили?

– Не смог, – с вызовом ответил Огарев. – Просто не смог. Он муж моей дочери, отец Ирочки. Они любят его. Я стрелял мимо, и с каждым выстрелом ненависть отпускала меня. Думал, никто не догадается… на этом дело и закончится.