Лариса Соболева - Мадемуазель Синяя Борода

– И все? – повторил озадаченный синьор Монтеверио.

– Теперь все, – сказал Щукин.

Орлов расхохотался в голос, взял под руку жену и ушел из музея. Татьяна объяснила Монтеверио, что документы представляют собой огромную историческую ценность и при этом принадлежат городу, поскольку картина тоже принадлежит городу. Синьор с обоснованным разочарованием махнул рукой, мол, забирайте. Сторож под руководством Зои Федоровны повесил картину на место – над камином.

Архип Лукич приблизился к портрету, вглядываясь в изображение ангела с сатанинской душой. И вдруг ему стало не по себе. Он увидел (или ему показалось?), будто Янина переменила выражение, ее васильковые глаза прищурились, рот лукаво усмехнулся. Следователь почти услышал: ну, как я вас провела? Щукин даже попятился, чувствуя, как по коже пробегает мороз, а ведь он человек не суеверный, в чертовщину не верит. Затем он, посмеявшись над собой, пошел к выходу. В дверях не удержался и оглянулся. Янина подмигнула ему. Она осталась победительницей, она превосходила и ныне живущих людей тем, что снова обманула их ожидания. Щукин поспешил на улицу. Ни за что не остался бы здесь на ночь!

Дней через десять, когда на улице был обнаружен труп с огнестрельным ранением и Архипу Лукичу срочно надо было на выезд, вдруг зазвонил телефон в его кабинете. На том конце првода был Монтеверио.

– Я понял! – кричал он в трубку. – Господин Щукин, я понял!

– Что вы поняли, синьор? – довольно рассеянно, уже настраиваясь на новое расследование, спросил Щукин, успевший подзабыть недавние события.

– Она была права! Я сейчас осматриваю свои бывшие владения… Жаль, вас нет рядом. Какое это богатство! Агриппина Юрьевна была права. Дороже земли ничего нет.

– Рад за вас. Извините, у меня убийство, – бросил Щукин, положил трубку и поспешил к выходу.

Монтеверио послушал короткие гудки, с сожалением положил в карман сотовый телефон и, оступившись на кочке, едва не свалился с пригорка. Но устоял на ногах, вдохнул осеннего воздуха, огляделся. Что за красота… Широкий пруд, отражающий холодную голубизну неба, бугристый ландшафт, смешанный лес и покой. Величественный покой. Монтеверио сел на пригорке, достал плоскую бутылочку, отхлебнул из нее.

– Как ты была права, Агриппина Юрьевна! – прошептал он. А таксист снизу сигналил: пора. Синьор Натале встал и повторил: – Да, права. Дороже земли ничего нет.