Николай Стародымов - Тринадцатый сын Сатаны

— Здорово, Игорек! — сказал он благодушно, стараясь, чтобы ни в малейшей мере в голосе не просквозила ни нотки тревоги.

— Это ты, Антошка? — спросил Крутицкий, даже не пытаясь придать своему голосу хотя бы оттенок радости.

— Признал, старый перец, — в пику ему максимально доброжелательно воскликнул Тоха. — Значит, не быть мне богатым, — счел возможным пошутить он. — Что у тебя нового?

Начальник следственного отдела сразу перешел к делу:

— Ты, наверное, звонишь по своему делу?

Они понимали друг друга, а потому предпочитали по телефону говорить намеками.

— В первую очередь, конечно, да, — не стал отнекиваться собеседник.

— Ясно. В этом вопросе у нас положительных подвижек к сожалению нет. Однако…

Игорь Дмитриевич сделал паузу, очевидно, не зная, как бы половчее и в то же время понятно намекнуть.

— Я в курсе, — решил помочь ему Тоха. — Появилась двойка. Так?

— Это ж надо, все всем известно, — с нескрываемой досадой буркнул сыщик.

— Ладно, успокойся, не бурчи, — Антону было и приятно показать свою осведомленность, и в то же время ему не понравилась реакция на его осведомленность со стороны старого приятеля. — Я же тебе сказал, что параллельно тоже занимаюсь этим делом.

— Ну и что же ты накопал?

— Да уж накопал кое-что, — уклонился от прямого ответа Тоха. — Во всяком случае, про «двоечку» знаю… А у тебя, как я понял, ничего дополнительного по этому делу нету. Верно?

Ответом была легко потрескивающая в трубке тишина.

— Ну что ж… По этому вопросу все. Теперь следующий… Ты собирался с женой посоветоваться по одному вопросу. Не забыл?

Все правильно: сначала указали свое место, а теперь обещают дать конфетку, чтобы знал, на кого лаять и кого не кусать.

— Не забыл, — нехотя отозвался Игорь Дмитриевич.

— Ну вот и славно. Через недельку все будет в порядке… Ну а теперь, дружище, пока! На неделе заскочу.

Крутицкий какое-то время сидел молча, держа в руке попискивающую гудками отбоя трубку. И чувствовал себя при этом далеко не лучшим образом.

Значит, ты всерьез обеспокоен происходящим, глубокоуважаемый господин Антон Валерьевич, раз уж так настойчиво пытаешься всучить мне «мерседес». Поприжало тебя, друг ситный, поприжало… И только потому ты вспомнил про старинного приятеля, который медленно, с натугой поднимался от ступеньки к ступеньке по должностной лестнице, чтобы достигнуть этого нынешнего, откровенно говоря, не Бог весть какого положения…

Ты, дружище, всю жизнь обтяпывал сомнительные делишки, когда-то тайно, а теперь в открытую делаешь деньги, пользуешься всеми благами, которые даруют тебе материальная независимость и депутатский значок… И плевать тебе до сего момента было на друга детства Игорька, пока жареный петух не клюнул — пока еще не в темечко, а только в задницу.

А где ж ты, старый друг-приятель, был раньше? Это ты в далеком отсюда городке купил за бесценок обанкротившийся пионерский лагерь и превратил его в публичный дом и что-то типа школы для подготовки начинающих проституток для, так сказать, внутреннего рынка и вывоза их за границу. Это ты в 91-м вовремя сориентировался, на чью сторону встать и кому свою спину подставить, чтобы подсадить, кого нужно, на башню нужного танка. И в 93-м как-то очень вовремя оказался за тридевять земель от Белого дома, который на глазах всего мира превращался в дом закопченный, в дом окровавленный, в дом расстреливаемый… А я, человек не столь гибкий, все это время просто делал свое дело: пытался ловить преступников, в том числе и подобных тебе… Наивно полагал при этом, что просто быть в стороне от политики и добросовестно заниматься борьбой с криминалом, рассчитывая на то, что повсюду в мире такая борьба является делом внепартийным и внеполитическим, послужит гарантией того, что ты всегда будешь нужен, какие бы «-краты» ни оказались у власти.

Однако теперь Игорь Дмитриевич чувствовал, что в нем что-то дрогнуло, пошатнулось, дало трещину. И вся эта история с таинственными убийствами, которыми он занимается по просьбе Тохи, сыграла в подобной метаморфозе не последнюю роль. В самом деле, — думал он, — кому и чему я служу? И за что? И кто мне платит? И за что?..

И еще он вдруг поймал себя на мысли, что больше не осуждает тех своих бывших коллег, которые в былые времена попались на взятках и за увольнение которых из органов и из партии он искренне голосовал.

Крутицкий наконец опустил трубку на рычаги. День уже заканчивается, а дел еще предстоит сделать — невпроворот.