Кабина лифта остановилась на этаже Шепарда. Херндон сглотнул и похлопал друга по спине.
– Спокойной ночи, старик, – сказал он. – Завтра увидимся и сходим к антитрестовцам, о'кей?
Шепард кивнул и направился к себе.
Утром, когда Херндон собирался выходить, зазвонил телефон. Шепард сказал, что никуда не пойдет.
– Я не спал всю ночь, – объяснил он.
– Хорошо. А что ты собираешься делать?
– Соберу вещи – и домой, – ответил Шепард.
Шепард вернулся в Декейтер, но его обида не улеглась. В нем нарастал гнев. Он заподозрил – разумеется, безосновательно, – что Херндон сыграл какую-то роль в его изгнании, чтобы самому остаться в зале суда. Это расследование стоило Шепарду стольких потерь, что он не смог справиться с новыми разочарованиями.
Он ушел в глухое подполье. Он отказался отвечать на звонки прокуроров антитрестовского отдела в декейтерскую резидентуру. Если они оставляли сообщение с запросом материалов, в ответ приходил факс без всяких комментариев. Дома к телефону подходила Дайана и отказывалась звать мужа.
Херндон попросил Джима Гриффина разрешить ему поменяться с Шепардом. Видя, как угнетен его друг, он хотел уступить ему место в прокурорской команде, как ни мучителен был для него этот поступок. Но Гриффин отмел его просьбу. Решение принято в интересах дела, сказал он.
В отчаянии Херндон в перерыве между заседаниями суда сел за компьютер и написал Шепарду письмо. {419}
«Брайан,
– писал он, –
Джим говорит, что ты отказываешься общаться кроме как по факсу. Почему? Я не знаю, что с тобой произошло после отъезда, но, похоже, ты (как и Дайана) считаешь, что я за твоей спиной сговорился с прокурорами и мы выперли тебя из зала суда. Это неправда».
Он и понятия не имел о том, писал Херндон, что на заседании позволят остаться только одному из них.
«Мне больно, что ты замкнулся в себе. Мы друзья. Я не делал того, в чем ты меня подозреваешь. Я не меньше тебя огорошен этим решением судьи и не понимаю его до сих пор. Надеюсь, ты справишься с чувствами и ответишь мне».
Херндон отправил письмо факсом в Декейтер. В конце дня он заглянул, надеясь найти ответ Шепарда.
Но ответа не было. Ни в этот день, ни в следующие.
Рано утром 14 сентября Фриц Дюжур, шестидесятивосьмилетний уроженец Гаити, надел привычный коричневый костюм и направился к остановке автобуса № 6 в юго-восточной части Чикаго. Он ехал в центр города. Уже в автобусе Дюжур задумался, не слишком ли официально он одет. Но костюм он надевал каждый день тех тридцати пяти лет, что трудился инженером городских служб, и не стал изменять своей привычке даже сегодня – в день, когда он вместе с другими присяжными должен был вынести решение о виновности или невиновности трех сотрудников АДМ.
Процесс о фиксировании цен длился почти два месяца, и наконец слово дали присяжным. Хотя юристы не раз предупреждали их, что дело сложное и запутанное, оно по большей части представлялось им простым. Порой в рассматриваемые факты было трудно поверить, но сложными они не были.
Дюжур поднялся на лифте на двадцать первый этаж федерального здания Дирксена и прошел знакомым путем в комнату присяжных. Уже в коридоре до него донесся запах свежезаваренного кофе – кто-то пустил в дело кофеварку «Китчен гурме», которую он принес несколько недель назад. Открыв дверь, Дюжур вошел в безликое помещение и поздоровался с двумя присяжными, что уже были на месте. Он налил кофе в пенопластовую чашку и уселся в кожаное кресло во главе стола.
Через несколько минут все присяжные были в сборе. Энергичная, жизнерадостная Дженет Хейл, избранная старшиной, открыла дебаты о виновности каждого из подсудимых. Присяжные много дней изучали аудио- и видеозаписи, спорили, убеждали друг друга. Начать голосование решили с Уайтекера – его роль почему-то казалась всем самой понятной. Обсуждение длилось около часа, после чего Хейл сказала:
– Итак, мы все прояснили и можем голосовать.
Она называла имена присяжных в алфавитном порядке, а те сообщали свое решение. Голосование по первому из обвиняемых было единогласным.
Та же процедура повторилась еще дважды: рассмотрение всех обстоятельств, дебаты, голосование. К полудню среды был вынесен вердикт по всем трем обвиняемым. Объявить вердикт решили утром. Собравшись на следующий день, присяжные удостоверились, что все по-прежнему удовлетворены принятым решением. Хейл позвала маршала, караулившего двери комнаты присяжных.
Читать дальше