Йенс Шпаршу - Маска Лафатера

Итак, заметим: даже у лжи есть свои моральные устои!

Заботься о «внутренней» правде!

В отличие от добродетельного прозябания, что довольствуется вымаливанием неких «истин», ложь требует гораздо большего присутствия духа. Соблюдая верность «внутренней» правде, ты вынужден неизменно приводить все, что ни скажешь, в соответствие с изначально созданными тобою предпосылками. Учись этому на элементарных примерах!

Даже самому великому из храмов лжи в один прекрасный день суждено рухнуть, если ты без особой надобности набиваешь его битком.

Пояснение: увлекшись понятным стремлением набросать совершенную в своей точности картину лжи, ты рискуешь оказаться в роковой зависимости от мелочей, которые поглощают тебя. Притом каждая из них сама по себе является вполне правдоподобной, но будь осторожен: умножаясь сверх меры, мелочи эти могут тебя выдать, поскольку их смысл — создание по возможности полноценной и свободной от противоречий картины — тем самым выступит наружу в своей неприкрытой наготе.

Так вот, при всей любви к фальшивым деталям — рекомендуется воздержание! Избегай нездорового честолюбия! Прочь соблазн тщеславия: лги, но лишь когда вынужден…

Вот небольшой катехизис лгуна, который усваивает Энслин, умудренный опытом своего самозванства.

Разумеется, любая история с двойниками достигает апогея и одновременно финала именно в тот момент, когда оригинал и копия встречают друг друга. Итак, Энслин возвращается к прежним скромным обязанностям в доме Лафатера.

Он жаждет внести в свою игру последний завершающий штрих. Довольно с него комедий положений и всех этих фокусов — он хочет вырваться из плена собственного «я», стать полностью другим.

Листок с заметками для Энслина:

Великое отчаяние.

Безумная смелость. Украденное легкомыслие.

Немыслимые условия.

Кривое зеркало, пустое зеркало. Неистовая тьма.

Опустошенная надежда.

Бойкое вращение в повседневности.

А потом? — Еще неизвестно!!!

Его внезапный уход.

Скрежет зубовный и слезы. Проклятия, обращенные к небесам.

Далее следуют всевозможные сцены. Вот Лафатер проходит по коридорам и комнатам своего дома, а Энслин, прячась в тени, следует за ним, прилагая все силы, чтобы уловить и усвоить каждое его движение, скопировать их. (Ср. с фрагментом Лафатера «Обезьяны». Там речь идет — с отчетливым намеком на актеров — об орангутангах — обезьянах, наиболее схожих с людьми: орангутанг, дескать, «…подражает всем человеческим жестам, но не совершает никаких человеческих поступков».)

У Энслина, разумеется, все по-другому. Будучи секретарем, он ведает всей корреспонденцией Лафатера. А поскольку переписка Лафатера с научным и прочим миром является единым целым, — собственно говоря, она и есть его жизнь! — Энслин исподволь начинает управлять этой жизнью. Он пишет письма, и в этом смысле он «правая рука» Лафатера; уничтожая письма, он становится его головой. Постепенно он так овладевает его нутром, что от самого Лафатера вскоре остается не более чем пустая оболочка.

В итоге Энслин до такой степени возомнил себя Лафатером, что его самоубийство — по сути, не что иное, как «убийство» Лафатера, избавление от заблуждений и экзальтированности физиогномики.

Примерно так, в общих чертах, мне теперь представлялся фильм. Единственная проблема, не дающая покоя, — та незначительная деталь: неснятый башмак.

Я даже книги о старом оружии просматривал, но как мог человек, обутый в башмак, нажать на спусковой крючок ружья, оставалось для меня загадкой. Одного лишь крохотного фрагмента не хватало мне для целостности общей картины.

Прежде чем продолжить путешествие, я должен был провести две встречи с читателями в пределах Штутгарта: предстояли лекция в Высшей Народной Школе и участие в литературном утреннике.

В школе я ограничился стандартной программой.

При входе в здание я изучил общий план мероприятий — посмотрел, что еще интересного в нем значится:

Китайская кухня — легко и просто для каждого.

(Сверху розовым фломастером кто-то приписал «& каждой!»).

Введение в черно-белую фотографию.

Коралловые рифы Карибских островов (с последующей дискуссией).

Я не переставал удивляться этим сбрендившим людям, всегда готовым самосовершенствоваться в чем угодно. Не знаете, что делать дальше? Вот, пожалуйста, курсы чего-нибудь к вашим услугам.

Более или менее прилично ориентируясь в тексте, я имел возможность заодно разглядеть публику поподробней.